(Valine) - Ты – мой грех (СИ)

позволяя ткани одеяла сползти еще ниже, обнажая низ живота. Эльф не сводил с сестры внимательного и напряженного взгляда, словно ожидая ее дальнейших слов или же действий. Когда же Нуала подняла на брата робкий и напуганный взор, в глазах Нуады отразилось понимание мотивов принцессы, и он, сглотнув невидимый ком, незаметно сжал ткань одеяла.

— Тебе лучше уйти, Нуала, — негромко и глухо проговорил Нуада, отводя взор от сестры, чувствуя, как по телу пробегает горячая и необузданная волна.

— Не прогоняй меня, брат мой, — почти бесшумно ответила Нуала, из последних сил стараясь не прятать смущенного взора и лица, которое теперь сравнялось цветом с бутонами роз.

— Тебе не стоило приходить, сестра моя, — не поднимая взгляда на Нуалу, проговорил Нуада. — Ты даже не понимаешь, насколько необдуманно поступаешь, — сказал эльф, вставая с постели и делая несколько шагов в сторону принцессы, вынуждая ее напрячься всем телом и опустить белокурую голову.

— Прошу тебя, брат мой, — одними губами проговорила Нуала, ощутив, как эльф сделал еще два шага, почти поравнявшись с ней. Фейри в этот же момент обдало теплом чужого тела и древесным и терпким запахом, который ассоциировался у принцессы лишь с одним мужчиной, лишь с ее братом.

Подойдя к сестре почти вплотную, Нуада посмотрел на нее сверху вниз, отчего Нуале показалось, что она стала еще ниже и слабее, словно зверек перед голодным и опасным хищником, загнавшим жертву в угол. Едва слышно сглотнув, фейри подняла на брата взгляд, в котором проскальзывали неуверенность и страх.

Нуада наклонился к сестре, обдавая ее своим теплом, вынуждая напрячься всем своим хрупким телом. Нуала поняла, что брат просто пытается напугать ее, заставив отказаться от своей идеи, уйти, пока не стало слишком поздно и она сама не пожалела о случившемся. Однако фейри не хотела отступать, даже несмотря на то, что ей было действительно боязно и неуютно под внимательным и напряженным взором янтарных глаз.

— Ты же знаешь, что произойдет? — хрипло прошептал Нуада на ухо сестре, внутренне действительно уповая на то, что она одумается и перестанет искушать его.

Нуада любил свою сестру. Являясь с ней частью единого нерушимого целого, принц просто не мог не испытывать к Нуале болезненной и недопустимой привязанности. Нуада мог с легкостью читать все мысли, чувства, страхи и сомнения сестры, словно они являлись письменами в древних свитках. Еще до того, как Нуала пришла к нему, он знал, что это произойдет, ведь как можно скрыть потаенные мечты и желания от самого себя?

Теперь же, когда Нуала стояла совсем близко, хрупкая и нежная, но полная внутренней уверенности и решительности, все мысли принца путались, а выстроенные в разуме и сердце неприступные стены рушились, словно карточный домик под порывом ветра. Он не мог поступить с сестрой подобным образом, не смел переступить через невидимую черту, которая привела бы их обоих к всеобщему порицанию и неприятию. Но, вместе с тем, Нуада более всего на свете желал, чтобы Нуала сделала этот последний ничтожный шаг, чтобы ее чувства и желания взяли верх над целомудренным разумом.

Они стояли совсем близко друг к другу, и ни один из них не решался сделать последний шаг, будто ожидая чего-то. Наконец, Нуада, не в силах противиться неожиданному порыву, протянул свою бледную ладонь к лицу сестры, проводя большим пальцем по длинному рубцу шрама, что пересекал лицо, чувствуя, как Нуала часто и слышно задышала, прикрывая глаза.

— Подумай, сестра моя, — глухо и напряженно предупредил Нуада, желая, чтобы Нуала отступила пока не поздно, ведь он остановиться не сможет.

Желание обладать сестрой казалось Нуаде почти осязаемым, оно заставляло его сгорать изнутри, однако он никогда не переступал через черту, не желая напугать Нуалу, вынудив ее бояться его и избегать. Но сейчас фейри по собственной воле стояла рядом с ним, напуганная, робкая и полная противоречивых чувств, однако упорная и твердая в своем решении. Это будоражило кровь сильнее, нежели долгая и кровавая битва, и Нуада из последних сил сдерживал себя, чтобы не овладеть сестрой против ее воли.

Единственным, что его останавливало, было осознание того, что он обязан дать ей возможность уйти, отказаться от собственной затеи. И Нуада ждал, сгорая от

--">