(D_n_P) - Богиня (СИ)

величественна. Доступна и далека. Нежна и неприступна. Такая девушка-женщина сидела перед ним.

— Всё рассмотрел? — спросила она по-корейски. Напевные интонации бархатом прошлись по его коже.

Чонгук вздрогнул и подобрался. Как зверь перед опасностью. Что-то кружило в воздухе — предчувствие серьёзных перемен, чего-то сильного, грозного. Что пришло поглотить его жалкое, исходящееся быстрым стуком, лживое сердце.

— Простите, — неискренне извинился он. — Вы знаете корейский? — произнёс на родном языке.

— Я там родилась, — сказала она.

Они снова замолчали, внимательно разглядывая друг друга. Что он хотел сказать? О чём поблагодарить? Чонгук не помнил. Время между песнями тикало метрономом, он не знал, как его замедлить, остаться на подольше, на лишнее мгновение — ею любоваться.

— Как вас зовут? — разомкнул он губы, когда взгляды стали совсем отчаянные.

— Можешь называть меня Айю.

— Айю… — прошептал Чонгук чувственно, катая на языке округлые звуки. Увидел, как дрогнула её рука — почти дотлевшая сигарета нарисовала дымную запятую. — А меня Чонгук.

— Я знаю, — усмехнулась та.

Снова возникла пауза. Тягучая, пылкая, вопреки бравурной музыке бурлеск-шоу — оркестр доигрывал её последние ноты. Сколько было у Чонгука? Пять минут? Шесть? После танца выступали фокусники, а потом опять он.

— Я хотел поблагодарить… — начал заготовленное, еле вспомнив, что хотел сказать.

— Тс-с… Не стоит, — мягко перебила его Айю. — Это мой подарок. Ты красиво поёшь.

Чонгук склонил голову, повинуясь. Огладил острым взглядом из-под бровей тонкое, стройное тело. Она вполовину меньше его — легко закинуть на себя, поднимать руками за бёдра, за талию. Толкаться навстречу. Если только захочет — нежно, а если прикажет — животно, глубоко. Он мог бы. Хотел бы предложить. Он был готов. Чонгук снова спрятал взгляд в смущённую завесу ресниц.

— Я могу помочь?.. — указал он на потухшую сигарету.

Дождался, когда девушка освободит закусанную губу и кивнёт, медленно потянулся к руке и обхватил запястье. Рукав пиджака оттенял девственно-белым чёрный бархат перчатки. Так роскошно. И так лживо. Белый цвет чистоты и невинности на том, кто готов был трахать за деньги. Даже её, обретённую сегодня богиню.

Не отпуская руку, поменял сигарету из пачки на столе, ловко чиркнул спичкой. Айю смотрела — освещённая пламенем — жадно, пристально. Дышала открытым ртом.

Чонгук поджёг сигарету, потянул её руку к себе.

— Ты куришь? — огонь бликовал в её чёрных глазах.

— Нет, — ответил Чонгук. — Берегу голос. — И неторопливо прикурил, не выпуская запястье. Обхватил губами мундштук, там, где только что обхватывала она, подтолкнул языком обратно.

Восхитительный стон вырвался из её груди. Чонгук был на верном пути. Все в итоге поддавались, даже она — погибель его сердца. Он может отблагодарить её по-другому. Почему бы и нет? Он умеет. Его тело умеет ублажать, дарить удовольствие. Танцовщицы не жаловались и даже не обижались, когда следующая принималась избавлять его от «стыдливости». Он выдохнул дым и погладил большим пальцем круглую бархатную костяшку. Согласись, ну же! — беззвучно шептали его губы. Скромность двадцатилетнего юноши сдулась с него, как невесомая вуаль под порывами ветра.

— Вам нравится мой костюм?

— Красивый… — хрипло произнесла Айю. Нежный её голос погрубел, стал на октаву ниже. Чонгуку нравилось. Под ним бы она стонала, сипела. Обхватывала ногами, впускала в себя, туда, где узко, скользко, жарко. С неохотой выпускала обратно, сжимаясь мышцами на члене. Чонгук мог долго — быстро, медленно, плавно, жёстко. Пусть только согласится, исполнит любой каприз. Она кричала бы под ним. Задевала бы Чонгука нотками похоти. Он был готов убивать за её хриплые крики.

— Я купил его на ваши деньги.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Мы можем уединиться, и я его сниму…

— Остановись… Довольно… — вновь перебила его Айю. Она моргала влажными глазами, сглатывала, и Чонгук почувствовал себя польщенным несмотря на провал.

— Это было слишком? — он отпустил её руку, улыбнулся зубасто. Она уронила в ладони лицо.

—

--">