(dmfananddu) - Встреча с Летой (СИ)

карьером. Добывают камень и песок… В прошлом году немцы и совхозом занялись. Столько полей теперь обрабатывается. Зато у людей есть работа, и они хотя бы не бухают дни на пролёт.

— Повезло им, наверно, — неуверенно заключает Виола.

— Некоторым обидно, что всем владеют немцы, но даже самые безнадёжные ребята им благодарны. Хотя, может быть, я приукрашиваю. Все эти истории до меня только от родственников доходят.

Обойдя здание вокзала, начинаем спускаться вниз — на южном склоне холма раскинулся мой родной посёлок. В детстве я приезжал сюда по два, три раза в год. На неделю осенью или зимой, а летом на целый месяц. Когда-то у меня здесь были друзья, когда-то тут жили бабушка с дедушкой, но теперь здесь остались лишь красота и волшебное умиротворение, которыми мне до сих пор жизненно необходимо заряжаться.

Каждый раз, когда сюда приезжаю, тянет выйти в поля, в лес, к дальней деревне, или куда-нибудь поближе, к озеру. Там, на берегу речки, начинающейся с родника и питающей озеро, стоит ещё одна деревушка, совсем малюсенькая, в несколько дворов. На окраине посёлка, где сейчас совхоз — совсем ровные поля, за которыми, чуть поодаль, через пару рощиц и диких полей, растёт другой лес, большой, дикий и глухой.

Где-то за ним пустует и разрушается усадьба, последний хозяин которой в дни революции спрятал в этом лесу своё состояние.

Куда популярнее в округе легенда о том, что в этом лесу водятся злые привидения, которые пугают и мучают до смерти заплутавших путников. Местные жители просто пугают этими сказками детей, чтобы те не напоролись в лесу на диких зверей. Лис, зайцев, сов и лосей мы вместе с дедом видели. И люди там даже при мне ещё пропадали.

По правой границе посёлка, пересекая территорию совхоза, идет сквозная дорога, соединяющая областные центры. Справа от неё в моём детстве была только дорожка и большой заброшенный стадион, а теперь, откуда ни возьмись, появились целых три новых улицы. Там приезжие и наследники старых жителей обустроили себе симпатичные коттеджи. Один из них за высоким забором, за высокими густыми елями больше похож на небольшую усадьбу, и кто там живёт — совершенно не ясно.

В самом посёлке большое пространство занимают тихие улочки с частными домами: иногда парными, иногда новыми, иногда советскими. На некоторых улицах, и в частности, на Центральной и Госпитальной стоят жилые пятиэтажки, больница и школа.

Мы проходим вдоль железнодорожных путей, отдаляясь от стадиона, обходим ряды гаражей, и поворачиваем в сторону моего дома.

— Лёш, — зовёт меня Лета.

— Аюшки?

— Покажешь мне важные для тебя места?

— Хорошо. Только отдохнём с дороги и поедим.

— А в магазин надо?

— Ох, ёлки. И правда, — расстраиваюсь я. — Ещё же готовить.

— Не грусти. Завтра погуляем.

…

— Вот скажи, зачем тебе жена, если ты сам так ловок на кухне? Ты вчера так здорово руководил, что мне совсем не хотелось встревать, — расхваливает меня Лета за завтраком.

— Как это зачем? А посуду мыть? А полы?

— Ладно полы, — пожимает плечами девушка, ухмыляясь. — Но посуду… давай по очереди, а то я себе все руки сотру.

— Как пожелаешь, — киваю я, едва не смеясь.

Чем больше смотрю на неё, тем сложнее дышать — шутки хоть как-то спасают от перенапряжения. Не знаю, куда деть руки, чтобы унять дрожь — двигаюсь резко и угловато.

Лета без стеснения смотрит мне прямо в глаза, слепит горящим, лукавым взглядом — всё замечает, но молчит.

— Когда в поход? — улыбается коротышка. — Клубнику собирать.

— Прямо сейчас. Хорошо, что вчера еды наготовили. Надо по лоткам рассовать и вперёд.

…

Как только она понимает, что нам необходимо пройти добрый десяток километров сквозь поля, лесополосы и даже ручьи, чтобы дойти до заветной опушки, она начинает смотреть на меня умоляющими о пощаде глазами и шептать разнообразные нежности. Но я неумолим и туп, поэтому мы идём дальше, а я думаю, как потом буду её задабривать.

Неся на плечах палатку с лотками под ягоды, молча благодарю тренажёрный зал за помощь в подготовке. Восхищённый взгляд любимой девушки сам по себе так поднимает

--">