(Sininen Lintu) - Roads that don't end (СИ)

какие-то вопросы. Каспиан думает: хочет она или нет, это теперь её жизнь. Сердце у него сжимается, потому что на свете нет никого прекраснее Сьюзен, так похожей на розу, покрытую тонкой корочкой льда. Её хочется беречь от всего мира, согреть в объятиях, целовать, пока она не оттает, пока её боль не уймется… но разве можно усмирить боль от потери родных?

Вряд ли. Каспиану тяжело судить. Своих родителей он не помнит, а о смерти дяди Мираза не будет сожалеть. Всю жизнь ему приходилось делать, что скажет Мираз, и ни разу дядя не спросил, чего же хочет его племянник? Поначалу Каспиан бунтовал, но быстро понял — это бесполезно, дядя за шкирку притащит его домой, даже если Каспиан уедет жить на ферму в Австралии, разводить кенгуру. И пусть в глубине души он не смирился, тактику пришлось поменять.

Каспиан ждет. Он знает, что, как только пакет акций «Нарнии» перейдет к нему по наследству, он сможет продать его. Денег будет не много, но ему не нужна роскошь — только свобода.

Он смотрит на Сьюзен, с каждой минутой сильнее увязая в охватывающем его желании и тягучей, как мёд, нежности к хрупкой, но сильной девочке, которую он знал с детства… и с детства же любил и продолжает любить, каким бы идиотом он себе при этом ни казался. Как бы ни старался забыть её, понимая, что Сьюзен оставила их детские чувства в прошлом — уже давно, ещё когда улетела в Нью-Йорк учиться актерскому искусству.

Что ж…

Теперь ей пришлось вернуться. Каспиан встречал её в аэропорту, и Сьюзен бросилась ему на шею, обняла так крепко, что едва не задушила, и расплакалась прямо в зале прилета. Единственный раз за последние полгода она плакала на людях, и больше Каспиан никогда не видел её такой.

Однако он знает Сьюзен, они почти ровесники, и он чувствует: она играет роль. «Нарния» для неё — сцена, устланная битым стеклом. Она режет ноги, но всё равно лицедействует, потому что именно этого от неё ждут. А ещё — ждут, когда она заплачет, сломается, когда больше не сможет идти вперед.

Вот уже полгода Каспиан не может отделаться от донимающих его эмоций. Он гордится Сьюзен, он с каждым днем влюбляется в неё всё сильнее, он хочет её до дрожи в коленях и до эротических снов под утро, когда он просыпается весь в поту, кусая губы, и идет под холодный душ. Сьюзен кусает колпачок ручки, волосы у неё забраны в высокий хвост, а Каспиану хочется растрепать их, зарыться в них лицом. Они были детьми, когда в первый раз поцеловались — в зоопарке, у клетки льва, пока Люси, младшая сестренка Сьюзен, повизгивала от радости, глядя на благородного хищника; ей всегда нравились львы. Правда, Люси же потом их и заложила родителям, не со зла, конечно.

Люси больше нет.

Их всех больше нет. А Сьюзен осталась.

Каспиан думает, что отгоревать по добродушным, гостеприимным и открытым Пэвенси невозможно, эта рана всегда будет болеть, никогда не станет шрамом. Быть может, Сьюзен думает так же.

Он решает навестить её вечером. Каспиан избегал её полгода, полагая, что Сьюзен нужно время пережить её трагедию без лишних напоминаний о прошлом вне рабочих встреч, но ему все больше кажется, что на самом деле он предал её своим молчанием, своей отстраненностью. Может быть, Сьюзен нужен старый друг, а она слишком горда, чтобы сказать об этом прямо. Может быть, он поступал, как кретин.

Питер, после её отъезда в Нью-Йорк, шутил, что сестренка стала глупой, как и все актрисы, и просто хочет нравиться мальчикам — но он делал это не со зла, просто подкалывал. Питер больше никогда не отпустит ни одну из своих шуточек.

У Каспиана в сердце — такая же рана, как и у Сьюзен. Пэвенси были его душой, его семьей, пусть и не по крови. Он чувствует, будто второй раз осиротел. И, может быть, им стоило бы справляться с этим вместе.

Всю дорогу до дома Пэвенси Каспиан терзается: может ли он явиться без предупреждения? Не ранит ли он Сьюзен ещё сильнее? Он паркует машину в одном из соседних переулков и, выйдя на вечернюю улицу, подставляет лицо колкому осеннему ветру, кутается в шарф плотнее. Он и так избегал Сьюзен слишком долго, он больше не может… и не имеет права.

Маргарет, служанка Пэвенси, ставшая уже почти членом семьи, открывает ему дверь. Молча впускает в дом, но, судя по её предупреждающему взгляду, он не должен ожидать теплого приема. Каспиан

--">