(Allmark) - Моя звезда (СИ)

назначенным волшебной палочкой карандашом. Глупо, паскудно. У детей, мол, фантазия, дети, мол, верят в то и это. Брехня. Дети прекрасно понимают, когда что-то не настоящее — как волшебная палочка из карандаша, мантия из материной пелерины и заклинания из вычитанных в отцовской книжке и немного изуродованных слов. Но дети также знают, что им вроде как подобает играть и верить в то, что они изображают. И они стараются. Изо всех сил стараются поверить.

– Битлджус.

Но и тогда, в детстве, иногда было такое, пару раз точно было — некое вот смутно свербящее где-то глубоко внутри, а что, если какое-то заклинание однажды сработает. Один-то раз такое может случиться. Окажется настоящим. Они что-то угадают. В этом особая прелесть всей этой мистики, хорошо сказал Отто — тому, кто вызывал и остался без ответа, и на основании этого факта отрицает теперь всё сверхъестественное, начиная с зубной феи и заканчивая Господом Иисусом, всегда можно ответить, что просто вызывал неправильно. Ответ идеальный, беспроигрышный в своей неопровержимости — потому что кто может знать, как правильно-то. Ошибся в одной крупице мела на полу, в одной доле секунды звучания гласной — вот и всё, никто, кроме тебя, не виноват. Можешь попытаться снова, малыш.

– Битлджус.

В мгновенном преображении комнаты при нажатии на выключатель тоже, если подумать, можно увидеть истинное чудо. А мы привыкли, делаем это обыденно, не впечатляемся. А когда так же молниеносно, помпезно и ярко в кресле-качалке материализуется полосатое всклокоченное чудовище — чего-то даже взвизгнуть тянет. Хотя стыдно это делать тому, кто сам нажал на выключатель.

– Чего надо?

– Охренеть, получилось, - к собственному удивлению, это вырвалось у неё вслух.

Весь джентльменский набор образцовой, выдержанной омерзительности на все вопросы к своей памяти — он правда был… таким? Таким однозначно пугающим при всей нелепости, гротескности? Синюшная бледность, расцвеченная трупными пятнами, нелепый костюм, которым, по виду, вымыли пару общественных туалетов, сплетённые пальцы, под кривыми когтищами которых буреет что-то подозрительно похожее на засохшую кровь. Можно б было сказать что-то такое банальное, типа «о, ты ни капельки не изменился». Поручиться за это нельзя — память не фотографическая, может, какие-то из живописных пятен грязи и плесени изменили свою географию, может, кривизна зубов… Адам, помнится, буквально по потолку бегал, когда ему показалось, что покосившийся забор крайнего дома выгнул не в ту сторону, в какую надо, а она тоже не могла вспомнить, в какую ж он сторону там выгнут, и предлагала сбегать посмотреть, но сбегала на следующий день (чтоб обнаружить, что забор лёг окончательно, кто-то прошлым вечером на него сдуру и спьяну очень сильно облокотился). Но если не особо-то изменилась она — это объективный, подтверждённый многими факт — то с чего б должен он? У неё хотя бы есть скромная роскошь расти-взрослеть. У него — разве что менять сорта поганок, кокетливо выглядывающих из-за шиворота.

– Кто бы что ни говорил, я существо обязательное — правил, с которыми я считаюсь, немного, зато я никогда их не нарушаю. Так что, жизнь молодая стала не мила?

Почему даже на самую маленькую долю процента не допускается, что он мог её не узнать? Потому что никаких кардинальных перемен в ней не происходило, она по-прежнему не красит волосы в блонд и не носит обтягивающие сверкающие топики? Потому что в жёлтых глазах нежити подрагивает, как грязная пена в сточной канаве, это узнавание? И где ж хоть какое-то удивление, вопросы, какого хрена вообще? Ах, вот это они и были?

– Нет, - совершенно честно ответила она, - у меня прекрасная жизнь.

– То есть, её просто необходимо срочно испортить? - он театрально задёргал носом, - ух ты, ты дома одна?

Она опустилась на облезлый скрипучий стул, длинный, в глубокую складку подол с тихим шорохом одел его чёрным мерцающим шатром.

– Естественно. Вообще-то, в основном, мы тут и не живём. До очередных рабочих и творческих кризисов, во всяком случае. Приезжаем на каникулы, но чаще приезжаю я одна — а сейчас родители предпочли более интересный и срочный визит. А Метлендов пригласила Джуно — кажется, не с бюрократическими целями, а просто на чай. Если честно, обидно, что напроситься с ними не получилось

--">