Яна Витт - Когда я опять умру

грязными пальцами в стекло и спорили до хрипоты, потому что оба хотели одинаковые, но еще хотели попробовать друг у друга что-нибудь новенькое. Женька иногда оглядывался, откидывал со лба волосы и улыбался ей. Она пила молочный коктейль через полосатую трубочку и улыбалась ему в ответ… А потом в лицо в полной тишине полетели осколки, а там, где они стояли, теперь ничего нет — мир белой плитки обрывается за два шага до этого места.

Мира хотела закричать, но что-то тяжелое лежало на груди и не давало набрать воздуха в легкие. Она скосила глаза и увидела железный прут. Рука в крови скользила по нему, не давая ухватиться. Еще постоянно текли слезы, они щекотали ее, стекая куда-то в уши. Звуки постепенно возвращались, и больше всего раздражало потрескивание электрических искр, которые падали со свисающей лампы.

Мира понимала, что надо сосредоточиться и выбраться из-под обломков, а еще, наверное, позвать кого-нибудь, но пустота на месте витрины, конец мира там, где стоял Женька с близнецами, лишали смысла вообще все. Она опустила руки, запрокинула голову и стала смотреть на летящие сверху искры.

Где-то вдалеке были слышны голоса и какой-то шум, но Мира лежала молча с открытыми глазами, из которых больше не текли слезы. Она вспоминала, как тогда Женька включил свет в машине, чтобы найти на заднем сиденье бутылку коньяка, и Мира впервые увидела, что он рыжий, и волосы у него длинные и собраны в хвост. Еще она вспоминала, как в Испании они пришли в номер, а на столе больше не было хамона и муравьев. Оказывается, Женька тогда не только взял полотенце и плавки на пляж, но и собрал все и выбросил в мусор, чтобы она не боялась вернуться. Ей снова захотелось плакать. Но вместо этого она собралась и закричала: «Я здесь! Помогите! Я здесь!» и голоса сразу стали ближе. Кто-то заслонил свет, кто-то озабоченно указывал на лампу, кто-то убрал тяжелый прут с груди и откинул бетонные осколки, ее взяли и понесли, все вокруг качалось.

В больнице Мире обработали руки, перевязали, и оказалось, что она почти не ранена. Она все время просила проверить списки, но в них не было ни Женьки, ни близнецов, а в приемное ее не пускали. Она вышла во двор, села на лавочку и достала сигарету.

Ангел смерти поднес мне зажигалку. Я машинально прикурила, едва удерживая сигарету враз онемевшими ледяными пальцами, но тут же ее выронила. Он аккуратно затушил огонек подошвой.

— Я совсем забыла… — прошептала я.

— Я так и понял.

Мы помолчали.

— Ты за мной? — спросила я тихо.

— Нет, я по работе. Заодно решил узнать, как у тебя дела.

Мы помолчали еще.

— Ах да. Твои живы, не волнуйся.

— Где?! — я подскочила с лавочки и тут же тяжело осела обратно. — Мои? Разве они мои? Не Миры?

— Не знаю, — пожал плечами ангел смерти. — Тебе выбирать. Идем?

— Куда? Я же еще… жива.

— Ты три раза почти умерла. Засчитывается. Или оставайся здесь навсегда.

Внутри меня толпились прожитые смерти.

Артем, жизни которого не стоило продолжаться, и я легко ее оставила.

Василиса, для которой смерть была избавительницей и утешительницей.

Настя с несгибаемой волей, которой просто надо было хоть ненадолго остановиться и вдохнуть.

Ильяз, чья жажда жизни была так сильна, а смерть так страшна, что я просто не могла сдаться, уже став Мирой. И потихоньку привыкла.

Жить, держа за руку того, кто меня спас.

Я молчала долго-долго. И потом еще немного. И еще. И только потом выбрала.

Когда я опять умру, мой ангел смерти будет ждать меня на той стороне. Сколько бы времени не прошло — он будет ждать меня там.

А Женька…

Женька человек. Мужчина. Завтра он может прийти и сказать «Солнышко, я ухожу». Ну, а если так и не придет — значит, он того стоит.

Узнаем.

--">