Регина Андреева - Надежда повстанцев (СИ)

багаж им.

– Могу, – кивнула я, – так и сделаю. Любезный? – я обратилась к водителю. – Доставите чемодан и клетку вот по этому адресу?

Я медленно сложила книгу с закладкой в чемодан и передала водителю записку с адресом Рика. Приезда моего багажа он, конечно, не ожидает, но передать его другому я просто не могла.

Интересно, чем сейчас занимается Рик?

Наручники слишком быстро сомкнулись на запястьях, после чего меня пересадили в бесколесник службы безопасности.

Надо же! Интересно, как скоро шеф меня освободит? Может, к обеду?

В том, что мой арест недоразумение, я не сомневалась нисколько. Не мог же император в самом деле выпустить указ сажать всех дефектных? Или мог?

Червячок сомнения зарылся в сердце и начал паразитировать.

Меня не освободили к обеду, и к обеду следующего дня тоже. В одиночной камере тюрьмы я провела неделю, а после седьмого дня начала сбиваться со счета. Никаких объяснений по прибытии я не получила. Только жесткую койку, ведро воды и постный обед два раза в день.

– Ожидайте, – отвечал надзиратель на каждый мой беспокойный вопрос.

Большинство дефектных вели в камеры общего содержания, в другом крыле. Оттуда был слышен шум, возгласы мужчин и крики женщин. В одиночные вели редких благородных, именно этот фактор позволил мне остаться в своем уме.

Теперь я понимала Розетту, которая после нескольких дней тюрьмы выглядела повзрослевшей на десяток лет. Темные стены, запах страха и безнадежности, крохотное окошко, в которое свет заходил только час в сутки – все это давило на психику и позволяло червяку сомнения отжираться до отвала.

Больнее ощущалась не твердая постель и отсутствие нормальной гигиены, а то, что обо мне никто до сих пор не поинтересовался! Даже Рик… Уж он то знал, что я в Бьорне. Знал с первого дня! А вестей "со свободы" все не было.

В какой-то из дней заключенных начали водить на допросы. Начали с конца коридора, потому я наблюдала и ждала своей очереди. Чего бояться, если ты невиновен? Только собственного страха.

Соседа по камере привели с допроса ночью. Следующей в очереди была я, так что к утру я твердо надеялась отсюда выбраться.

Сосед был плох.

– Вы в порядке? – тихо спросила, когда дверь за надзирателем закрылась.

Сосед глухо захохотал. Он так и не ответил. По звуку, рухнул на кушетку и уснул, а утром камера была пуста. Должно быть, отпустили.

На собственный допрос шла молча. Замки наручников щелкнули, а затем я ослепла, в комнате было непривычно ярко.

Следователя я разглядела лишь к середине разговора, а потом разговор быстро свернулся. Меня не спрашивали ни о чем таком, о чем я не знала. Коротко по делу о моих связях с повстанцами и роли в разоблачении Филиппа.

Следователь ожидаемо гнул линию, что я нарочно позволила преступникам сбежать, но мой аргумент был непробиваемым.

– Со мной был императорский сыщик Ричард Орсо, уж ему то вы верите?

Следователь сухо буркнул что-то и позвал надзирателя.

Только вышла – снова наручники. Свет открытой двери в конце коридора блеснул с надеждой. В следующий миг та дверь громко хлопнула, оставляя меня, мои желания, стремления, амбиции под надежным замком. В государственной тюрьме многоликого Бьорна.

Глава 2. План

"Судьба тасует карты,

играем мы".

Югр Ставский

Бесколесник службы безопасности остановился в нелюдном месте. После двухнедельного заточения напала апатия. Настолько было все равно, куда меня переводят, что когда перед носом мелькнула знакомая дверь кабинета шефа, я даже не придала этому значения. Померещилось, вот и всё.

Не померещилось.

Раньше не замечала, что здесь так светло. От углового столика умопомрачительно пахло пряниками, а на плитке во всю кипятился чайник.

Люди в кабинете суетливо встали, заметались, подставляя мне стул и вручая кружку горячего шоколада. Наручники удивительным образом исчезли, как и надзиратель, что привез меня сюда.

Апатично посмотрела вперед и наткнулась на взволнованный взгляд зеленых глаз.

Откинув кожаный камзол, передо мной присел Рик.

Мой Рик!

Волосы цвета темного шоколада отросли с нашей прошлой встречи, щетина схватила подбородок. Мужчина был зол и нервничал, и неизвестно, что больше.

– С возвращением, – произнес он, сдерживая лавину чувств, что испытывал к женщине перед --">