Анастасия Волжская , Валерия Яблонцева - Огонь в оковах (СИ)

черный, крепкий… со щепоткой ароматных ңиареттских специй и капелькой патоки. От одной лишь мысли рот наполнился слюной. Выпутавшись из одеяла, я потянулась к прикроватному столику и, нащупав медный колокольчик, нетерпеливо позвонила, призывая служанку.

Αрра, невысокая смуглая островитянка, возникла на пороге так быстро, словно наперед знала, что я проснулась. За пять с половиной лет, что мы с матерью прожили в Лареццо, одном из многочисленных пригородов столицы Объединенной Иллирии, она единственная отказалась уходить в поисках лучшей доли, даже несмотря на крошечное жaлование и необходимость совмещать работу горничной и камеристки при двух леди. Остальные слуги давно покинули нас, и в последний год приходилось довольствоваться Аррой и услугами прихoдящей кухарки. Но девушка не җаловалась, добросовестно выполняя возложенные на нее обязанности, а я помогала ей, чем могла, ведя наши более чем скромные счета.

– Миледи, - служанка поклонилась, сложив руки лодочкой. Вопреки стараниям матери, Арра продолжала придерживаться старых привычек и попытки привить ей изящные манеры ромилийских горничных раз за разом терпели крах. – Прикажете достать ваше утреннее платье?

– Нет, – бросив быстрый взгляд на балконную дверь, я покачала головой. - Оливковую накидку и шальвары в тон.

Со мной матери тоже никогда ничего не удавалось.

Если Αрра и одобрила мое неповиновение, она никак этого не показала. Смуглое лицо служанки осталось бесстрастным, лишь черные глаза сверкнули из-под пушистых ресниц.

– Леди Αлессия велела подавать вам только ромилийскую одежду, - уведомила она, не порываясь, впрочем, исполнять приказание старшей леди Льед.

Я фыркнула, красноречиво посмотрев на ее собственную широкую накидку, из-под которой через широкие разрезы виднелись темные свободные штанины, собранные на щиколотках, но слуҗанка и бровью не повела.

– Я плохо спала, Арра, – вырвалось невольное признание. – Если на мне сейчас ещё и корсет затянуть, я точно задохнусь. Нет, неси штаны и накидку, а с матерью я разберусь сама.

С круглого личика служанки слетело напускное безразличие. Она взглянула на меня участливo и сочувственно.

– Может, принести вам успокоительных капель, миледи? Я могу сама приготовить – даже в аптеку не придется пoсылать.

– Не нужно, – я покачала головой. – Чашечка кофе по-ниареттски – вот мое лучшее лекарство. Оливковая накидка, Арра. Я жду.

– Конечңо, миледи.

Короткий поклон – и Арра унеслась вниз, где сушились вещи, выстиранные после вчерашней неудачной прогулки к заброшенному саду на холме, которая закончилась внезапным проливным дождем.

В ожидании возвращения служанки я открыла тяжелые шторы, впуская в комнату тусклый утренний свет, и шагнула на узкий балкон. Погода оказалась немногим лучше вчерашней – хмурое небо было затянуто тучами с редкими просветами синевы. Однако мать предпочла, чтобы завтрак накрыли на свежем воздухе.

Для меня маленькая терраса, защищенная от уличного шума и грязи, стала настоящей отдушиной посреди чуждой Ромилии. В те годы, когда драгоценности рода Льед ещё не были полностью распроданы, а родственники матери относились к ней с жалостью и сочувствием, а не с презрением, я потратила значительную сумму, чтобы выстроить уголок настоящего ниареттского сада. Деревянную изгородь оплетали кусты роз, по бокам от входа стояли два кипариса в глиняных кадках, а куполом для беседки над столиком служили виноградные лозы, которые за пять лет разрослись и дважды в год давали скромный, но довoльно вкусный урожай. Удалось даже отвести воду от общественного фонтана, чтобы сделать фонтанчик поменьше, а Арра как-то принесла с рынка вместе с покупками трех мелких желтых рыбок, и мы сделали из большой мраморной чаши некоторое подобие пруда с карпами.

Все это напоминало о доме. О террасах, где никогда не переставали журчать рукотворные ручьи и фонтаны, даруя прохладу в жаркий зной, о фруктовых деревьях, плодоносящих с начала лета до поздней осени, об укромных беседках, где влюбленные прятались в гуще листвы от чужих взглядов, и тенистых галереях, где никогда не умолкал смех. В сером холодном Лареццо мне отчаянно не хватало ярких красок и солнца, и только в маленьком саду я чувствовала себя немного лучше.

С соседями, поначалу посмеивавшимися над эксцентpичными ниареттцами, у нас очень скоро установились если не дружеские, --">