Елена Юрьевна Свительская - Старый шаман

случайно чернильницу на себя уронив, глаза чернилами заляпав, да, отползая, с лестницы упав – его во всём Сяньяне знали. Да только дурно говорили всегда о нём.

А об Гу Анге говорили с теплотой. Он ещё часть денег, отцом подаренную за отправку важного письма в другую, далёкую провинцию, к давнему другу, ставшему там губернатором, бедным семьям Сяньяна раздал.

Сначала робко у него мальчонка замызганный попросил матери на лекарства, чуть-чуть, потом обещал отдать, жизнью своею или молитвами – и юноша добрый отдал, так что и на лекарства хватило, и на дом новый, на украшения для дочерей её, с которыми они быстро женихов нашли. Из бедных. Но бедным лишь несколько колец да браслетов нефритовых – уже приданное роскошное. Уже можно продать да купить себе еды в голодный год.

Потом и о нищих Гу Анг призадумался других. И деньги раздал. И слухи новые по столице о нём пошли. Случайно услышав какой-то из них, Хон Гун потом улыбался недели три. Да, он сына не признал своего, первенца своего не признал. И за то пред предками ответ держать ему – он дурно со старшим сыном своим поступил – но, всё-таки, даже будучи рабом и сыном рабыни, и сыном неизвестно кого, даже так родившись и выросши, его Гу Анг заслужил восхищение людей. А гордость за сына – то лучшее украшение седин отца! Никакие шпильки драгоценные так не украшают гордо поднятую голову, как достойный и добродетельный сын. Даже если не знает никто о том. Но он-то знал! Кроме него мужчин не принимала его нежная Мэй Ли. Точнее, вид делала, что принимала охотно ещё двоих, из рабов, чтоб подозрения в отцовстве на господина её не легли. Но принимала неохотно и редко. Да и… разве можно дурно отзываться о женщине, что в одиночку взрастила такого сына?! Не то, что творение его и старшей госпожи.

***

Шло время, годы шли. Дочерей всех своих пристроил замуж за людей влиятельных Хон Гун. Кроме старшей дочери от умершей молодой жены – он посмертно звание жены своей ей даровал. И люди судачили, разумеется, о том. Но из-за Жёлтой реки старшая госпожа соперницу достать уже не могла. А потому, зубы стиснув, стерпела и это униженье.

***

Шло время, годы шли. Кипела жизнь в Поднебесной. Император их нынешний, Цинь Шихуан, деловой был. Мало того, что объединил все царства Восточной Чжоу, оружие у населения всё отобрал, да переселил десятки тысяч семей знати разных царств в столицу новую Сяньян, так и после не успокоился.

При Цинь Шихуанди соединили стены оборонительные северных царств Чжоу, положив начало невиданной стене и длинной, которую потом, спустя века, будут вспоминать вместе с именем Поднебесной. Дорог несколько важных император заложил, чтоб ездить удобно было до окраин империи из столицы. Выгнал племена сюнну за Великую стену. Забрал много земель от племён юэ.

А что последователи великого Конфуция посмели возражать мнению и желаньям, так то император прощать не желал. Сжигали тексты без жалости. Людей погребали заживо.

***

Гу Анг, отца однажды застав в волнении, рискнул спросить, случилось что. И тот вдруг ему признался, поднос с едой принёсшему, что имел при себе текст, записанный учеником Конфуция – и сохранить бы хотел. Но боится, что если у себя сохранит – за то он гибель принесёт для всей своей семьи. И юноша, волнение увидев доброго господина – тот был обычно с ним дружелюбным и милостивым – всем сердцем возжелал долг благодарности ему вернуть. Ему, ведь Гу Ангу так повезло с хозяином! И, поднос почтительно на стол опустив – ни капли не пролил – на колени бухнулся пред господином.

– Позвольте мне сохранить те документы? Я подальше от поместья уйду. И спрятать постараюсь. Если меня поймают, совру, что украл. А вы не скажете никому, что я вышел из вашей усадьбы.

– Да тебя весь Сяньян знает! – улыбнулся его отец.

– Я уйду далеко от столицы! – пылко юноша сказал ему.

Отец долго бродил по комнате в нерешительности и сын его, сын почтительный его, взращённый рабом, ждал ответа его с почтительным волнением. Уж очень помочь ему хотел! И это читалось на лице его. И тронут был Хон Гун подобным отношением.

И, юношу за плечи сжав – впервые он прикоснулся к нему – заставил подняться с колен, в раз первый.

– Ну, хорошо, – сказал он, хотя и не хотел опасности такой сына любимого подвергать своего, самого любимого из всех

--">