Сергей Савин - Про русалку

Свет фар прыгает по грунтовке. Хоть ближний, хоть дальний, в этой глуши всё равно. На поворотах жёлтый конус утыкается в бело-чёрные стволы. Небольшие рощицы как острова в степном океане.

Старая «девятка» клюёт носом, ныряя в очередную колдобину. Мотор взрёвывает, но тащит. Главное в колею от трактора не попасть. Тогда можно на брюхо сесть так, что не выбраться. Как там тот мужик, торгующий маринованными помидорами у дороги, сказал? Налево и совсем рядом, через мост. Питер Пэн российской глубинки. «От второй звезды направо и прямо до утра».

Небо потемнело; гвоздики звёзд пробили чёрный с бледной бахромой бархат.

Грунтовка петляет: то поле, то лес, и кажется уже никогда не приедешь, и скоро дорога окончательно станет направлением.

Мост выпрыгнул из темноты прямо перед капотом. Машина только-только выкарабкалась из ямы и вот – тормозить. Разогретый металл с облегчением вздохнул, когда нога водителя нажала на тормоз.

Он вылез из-за руля, хлопнул дверью и с наслаждением прогнулся в пояснице. Тёплый вкусный воздух летней ночи заполнил лёгкие. Головокружительный аромат пьянил не хуже вина.

Как же здорово выбраться из города. Пусть смеются знакомые, любители выпить по пятницам. Ведь куда лучше взять и поехать вот так, куда глаза глядят, навстречу звёздам.

Лягушки пели свою песню, а в текучей воде под мостом отражалось ночное небо. Он сел на берегу, с наслаждением снял ботинки и опустил уставшие ступни в прохладный быстрый поток. Откинул голову и прислушался.

В поле стрекотали сверчки, в роще сонно перекликались готовящиеся ко сну птицы, лягушки пели свои песни во весь голос, на том берегу ухнула сова.

На свете бывают разные виды одиночества. Некоторые калечат, а некоторые наоборот. Каждое утро до боли знакомый опенспейс наматывал душу Андрея на стрелки часов. Медленно и со вкусом. И всё это только для того, чтобы после этого выплюнуть человека обратно в город, чтобы тот пожевал тоже. В метро, в магазинах, в бессмысленных спорах в сети. В этом бесконечном водовороте незнакомцев, везде его преследовало это сосущее одиночество.

Редкие встречи с друзьями были единственной отдушиной. Шли годы, бывших вузовских приятелей всё больше интересовали дети, машины в кредит и квартиры в ипотеку.

«Когда ты женишься уже?». Этот вопрос бесил прежде всего тем, что верный ответ на него звучал как дурацкая шутка. Андрей не хотел жениться, чтобы не чувствовать одиночество ещё и дома. И чтобы никто не мешал уезжать вот так, куда глаза глядят. В странном слепом поиске было что-то мистическое. Что-то от озарений древних оракулов. «Пойди туда, не знаю, куда. Найди то, не знаю, что». Впрочем, он знал, что ищет. Знал, но не хотел признаваться. Никому живому, и прежде всего – самому себе.

Ах ты ж! Он шлёпнул по руке. Да откуда вас столько! Поналетели, кровососы. Пора обратно в машину. Никакой тебе романтики.

Справа тихо хихикнули.

Андрей громко икнул. Стараясь не поворачивать голову, он поднялся на ноги – всё равно от комаров спасаться – и пошёл к машине. Салон встретил уютным жёлтым светом. Он повернул ключ в замке и тут же врубил дальний. Трава, перила, невнятная колея, всё стало похоже на фотку, которую может сделать древний полароид ночью. Всё пересвечено и почти чёрно-бело. И абсолютно пусто.

Андрей сплюнул в открытое окно и тут же поднял стекло. Мало ли. Комары опять же налетят. И двери заблокировал.

Ульяну запороли на конюшне. Кнут взлетал столько раз, что и не сосчитать. Породистые кони храпели в стойлах.

Александр Петрович любил такие забавы и терпеть не мог, когда ему перечили. Особенно – крепостные. Сегодня он был в ярости. Виданное ли дело – обручаться без барского соизволения.

Когда тело девушки перестало дёргаться, помещик вытер пот со лба и потребовал квасу. Сделал несколько больших глотков и довольно крякнул.

– Так-то, будет урок сиволапым, – сказал и пошёл переодеваться к вечернему приёму в дворянском собрании.

Она была ещё жива, когда её завернули в мешковину и вынесли на двор. Возиться с девкой из дальнего села было недосуг. Мешковину наскоро зашили, добавили пару камней потяжелее и бросили куль в реку. Всплывать будет нечему. В глубоких омутах у берега жили большие сомы, которыми барин обожал угощать своих друзей.