(IrinaV) - Невеста полоза (СИ)

была такой же обычной серой монахиней. Нин Гуан, скрытая лишь тонкой ночнушкой, вошла в коморку, в которой готовились кушанья и мылась посуда.

Состояние у белокурой было скверное, можно было с лёгкостью сделать вывод, кто из настоятельниц резвее пил, хоть и конкуренток особо не много. Именинница Фреки не жаловала медовуху, пила лишь чтобы не обидеть собравшихся, госпоже Пин перевалило за шестой десяток и подобные празднества уже не для неё. Нин Гуан потёрла красные глаза, опёрлась бедром об стену и строго взглянула на монахинь; неважно, кто бы перед ней стоял, любой обречён попасть под влияния глаз цвета горного камня, кор ляписа. Эта деталь придавала монахине лёгкую аристократичность, делая её привлекательной, манящей и недосягаемой.

— Почему вас двое, если дежурная должна быть одна? — Ху Тао вздрогнула от вопроса, не зная, как оправдать присутствие Янь Фэй. Икры вспомнили боль от ударов линейкой, и девушка неосознанно шагнула назад, надеясь побегом спастись от наказания. — Вам должно быть стыдно перед Властелином за своё безделье.

Монахини сложили руки в молитве и зашептали: «Прошу, мой Властелин, я — рабыня твоя, ты — мой царь, огради меня от безделья, защити меня от грехов, прости за праздность и полюби за него». Нин Гуан одобрительно кивнула.

— Сестра Ху Тао, налей мне из кувшина воды, — настоятельница протянула руку, ожидая, что в неё смиренно положат деревянную чашу. — Сегодня ты принесла её мало, если бы не твоя слабость, другой твоей сестре не пришлось бы идти в ночь.

— Я знаю, моя вина, — девушка с трудом удержала массивный кувшин, обхватила аккуратно чашку и протянула белокурой.

Та обвела руки труженицы презренным взглядом, демонстративно приняла чашу с живительной жидкостью и едко отчеканила:

— Сделай что-то со своими руками. Смотреть противно.

Ху Тао проглотила это замечание и на прощание поклонилась. Девушка знала, что уродина, и ежедневные напоминания больше не ранили, лишь заставляли убедиться в этой истине. Но разве нужно монахине, давшей обет целомудрия и послушания, быть красивой? Сестра подняла лицо, улыбающееся пустоте, и ответила сама: «Мне не нужно быть привлекательной. С какой бы внешностью я не была, я навечно останусь невестой Властелина. Этого мне достаточно.»

Янь Фэй мягко развернула подругу к себе, провела ладонями по красной коже и удивлённо ахнула, как можно было так запустить гниющие раны. Фиалка пообещала закончить работу поскорее и помочь Ху Тао обработать шрамы, чтобы они в последствие не превратились в рубцы, однако шатенка вежливо отнекивалась, пока от неловкости не повысила голос. Понимая, что своими препирательствами могла разбудить весь дом, монахиня согласилась. Недавно состоявшиеся подруги тихо поднялись наверх и наконец оказались там, где могли снять клобук, подрясник и облачиться в простую льняную ночнушку.

Ху Тао ума не могла приложить, откуда у Янь Фэй нашлась заживляющая мазь, да спросить постеснялась, краснея от того, с какой заботой подруга обрабатывала её ладони, пока они обе сидели на жёсткой кровати с тонким одеялом, под которым приходилось в особо холодные ночи укутываться с головой. На столе тлела свеча, оставляя после себя лёгкий прелый запах, тени на стенах танцевали под причудливую мелодию позднего вечера, пока в стенах монастыря засыпали десятки девушек разного положения в церковной иерархии. Объединяла их общность быта, их религия и больше ничего. Абсолютно чужие люди вдруг стали считать друг друга семьёй. Не в этом ли способность Властелина, которому они поклонялись?

— У тебя красивые волосы, — тихо произнесла Янь Фэй, проводя гребешком по волнистым каштановым прядкам. Даже в темноте стало заметно, как сестра покраснела от этих слов. — Они очень мягкие и послушные. Воздушные и длинные. Если бы кто-то из юношей с деревни увидел, ох… — фиалка постеснялась закончить, смутив обеих своими откровенными разговорами. — Они у тебя от мамы?

— Да, — произнесла девушка спокойно. — Моя мама была красивой женщиной, именно поэтому отец так долго её добивался. Папа не был красавцем, у него было много шрамов на лице. Телом здоров, но лицом не вышел, как мне рассказывали.

— От чего же шрамы?

— Мне не рассказывали. Но мама мне постоянно говорила, что я пошла в отца. И,

--">