Ася Иолич - Золотая долина

аромат лойо, которым отгоняли комаров, и смолистый запах корня «лисий коготок», который отец жевал, когда волновался, – а волновался он теперь частенько. Она вдохнула знакомые с детства запахи и зажмурилась от нахлынувшей нежности.

– Олеми приходила сегодня, – задумчиво сказала Вагда, ставя на стол большую глиняную кружку. – Сидела с матерью, но, конечно, ей тоже уже тяжеловато. И с каждым днём становится тяжелее. Она очень серьёзно относится ко всему, что касается семьи – не то, что наша Тили.

Тили была младшей и единственной незамужней дочерью Вагды и Даро, и Вагде, по всему было видно, очень хотелось доткать этот холст, положить к остальным, закрыть полотняный шкафчик и заняться уже чем-то другим.

– Пора идти. – Даро вопросительно взглянул на жену.

Он всегда говорил вроде бы утвердительно, но на жену глядел при этом так, будто ожидал порицания за свои слова, и, надо сказать, когда-то у него для этого были основания. Вагду давно и твёрдо знали как женщину справедливую, решительную и к шуткам отнюдь не склонную, чего нельзя было сказать о Даро. В дни далёкой юности он бедокурил так, что отец Аяны, бывало, рассказывал осуждающе и поучительно о выходках старого друга, а ностальгическая ухмылка нет-нет, да и ускользала неуловимо в усы. Мама тогда со смехом хлопала его по плечу, и отец тоже смеялся.

Женившись на Вагде, которая была старше него, Даро сперва было попытался и её приобщить к своим озорствам, но не тут-то было. Все его попытки подговорить её на очередную проделку Вагда встречала долгим и очень, очень тяжёлым взглядом, под которым он каменел и терял дар речи, а с рождением долгожданной первой дочери и вовсе забыл о шалостях – и внезапно оказался внимательным и заботливым отцом и усердным работником. А соседи облегчённо вздохнули. Можно было не бояться, например, обнаружить свою поленницу разобранной и собранной заново, но в пяти дворах от собственного, корову – с выстриженным на мохнатом боку бранным словом, или ворота – покрашенными пахучей смесью, состоящей из глины и ещё кое-чего. 

Прошло уже в два раза больше лет, чем самому Даро было на момент женитьбы, но взгляд Вагды время от времени снова тяжелел, будучи обращён на мужа... Просто на всякий случай.

Вагда кивнула мужу. Они ополоснули свои кружки, зачерпывая из большой бочки с водой, и поставили вверх дном на открытую деревянную полку.

– Дай, я обниму тебя, Або, – улыбнулся Даро. – Спокойной ночи. Пусть завтрашний день будет на благо нам всем!

– Спокойной ночи, Аяна, – кивнула Вагда. – Приходите завтра на поле. Будем работать.

Они взяли свой светильник, и, тихонько переговариваясь, неторопливо исчезли в сумерках.

Аяна после щедрой порции пряной похлёбки чувствовала, как тепло разливается по телу, постепенно тяжелеют руки и ноги, а мысли становятся медленными, как осенние мухи, и очень-очень вялыми. Она окинула взглядом полуоткрытое помещение, убедилась, что всё, что может испортиться или привлечь мышей, либо съедено, либо убрано на ледник теми, кто поужинал раньше. Пустой котелок из-под похлёбки остался на краю очага, она тщательно помыла его, про себя отметив, что мочалка из мыльной травы почти уже не пенится, – пора бы заменить, – и поставила его на полку под очагом.

– Я пойду спать, отец!

– Иди, иди.

Аяна чмокнула в щеку отца, который все ещё задумчиво сидел над кружкой изрядно остывшего напитка, и с маленьким мерцающим светильничком через тёмную кладовую поднялась в летнюю спальню.

Окна, выходившие на две стороны, со стёклами, похожими на зимний прозрачный лёд затона, слегка искажали мир за пределами спальни. Аяна скользнула взглядом по тёмной синеве неба за отражением огонька фитиля, заметила своё отражение и постояла, приближая и отдаляя светильник от лица, так, что тени неузнаваемо меняли его выражение. Потом разделась, оставшись в короткой тонкой сорочке, и развесила одежду в изножье своей кровати.

Другая кровать, та, на которой до замужества спала Олеми, уже несколько лет стояла прибранная и пустая, готовая принять подросшую Лойку, но пока ей недоступная и от этого ещё более манящая.

Третья, дальняя из кроватей, принадлежала Нэни, и она спала там, чуть ли не с головой завернувшись в мягкое одеяло, что-то бормотала во сне и улыбалась. Аяна подняла с пола одну из многочисленных подушек сестры и водрузила её на кровать к остальным. Старшая сестра любила спать на мягком, это знали все, и парни, --">