Елизавета Никонова - Сказ о пеньковском оборотне (СИ)

коленях взмолили люди белого, как полотно, священника.

Он сам находился в состоянии не лучше — молчаливого шока, но страх перед тем, что люди из-за него возненавидят Церковь, был сильнее:

— Если мы убьем Упыря, эта проклятая магия исчезнет.

Эти слова произвели на всех впечатление своей твердостью и решимостью — люди воспрянули духом и, успокоившись, двинулись вперед.

Идти пришлось недолго. Ровно по центру зала лежала странная каменная коробка, длиной три метра и метр в ширину. Из коробки не доносилось ни звука, но староста звенящим от ужаса голосом прошипел:

— Открыть!

Несколько добровольцев, пыхтя и потея, сдвинули крышку мраморного гроба (все уже узнали в этом ящике гроб) и, с удивительной для их размеров проворностью, отскочили прочь.

— Смотрите, что внутри! — приказал Фана, но все отступили на один шаг — боялись.

Староста просеменил к священнику, и толстяки, сцепив пальцы и затаив дыхание, заглянули внутрь и… замерли.

Постепенно людям стало интересно, что же, что за монстр, что за урод, сковавший видом своим двух великих мужей, прячется там. Они обступали гроб и замирали, затаив дыхание и окаменев. И только малышка, раздвинув взрослых и просунув свой маленький носик, прошептала, восхищенно покраснев:

— Какой класивый…

С ней никто не спорил. Все смотрели в гроб, где, раскинувшись на шелковых подушках и покрывалах, спал человек. Скорее Ангел — его кожа чуть заметно светилась мягким голубым светом. Он был прекрасен и совершенен настолько, что у крестьян, загрубевших и глухих к чужому счастью, сводило дыхание: прямой точеный носик, пышная смоляная грива, рассыпанная по бледной спине (мужчина спал на животе, ткнувшись носом в подушку и нагой по пояс) и искрящаяся в свете факелов; сам высокий, поражающий своей изящностью — тонкая талия, длинные сильные ноги, мускулистая спина…

— Переверните… — только и смог вымолвить староста.

Несколько мужиков, задержав дыхание, переложили мужчину на спину, боясь потревожить. Так он оказался еще краше — высокие скулы и лоб, длинные ресницы и не менее длинные тени от них на щеках, чайки-брови, полные губы. Если и можно бы было назвать его красоту женской, короткая эспаньолка и развитая мускулатура не позволяли этого сделать. На фоне кроваво-красных простыней он казался очень бледным, хрупким и каким-то израненным. Люди восхищенно молчали…

Странно, но чем дольше любовались деревенские мужики на спящего Ангела (как каждый прозвал мужчину про себя) тем больше они его ненавидели: смазливый красавчик! Жалкий сосунок! Им было стыдно за свою внешность, в большинстве нелицеприятную. Стыдно перед этим спящим совершенством, стыдно за свое уродство. Каждый сжимал кол и надеялся забить его первым. Лишь маленькая девочка не думала о себе — она дотронулась до щеки Ангела и, отметив ее холод, пролепетала:

— Он замелз.

— Мы пришли его убить, а не греть! — Жестко оборвал ее староста.

— Да! — прошипели все.

— Разбудим тварь и отправим ее в Ад на веки вечные!

— А может, не надо?… — неуверенно промычал Фана.

— Чего?! — пораженно обернулись все.

— Ну… будить.

— Чтобы он потом пережрал всех наших дочерей? — свирепо вопросил староста. — Ну уж нет! Будить!

Напрасно кричал священник и обзывал их дубинами. Его безмозглое творение вопило, отбрыкивалось и более не слушало глас разума (если такой был). Люди, вытянув кресты дрожащими руками (страшно все-таки) и приготовив чеснок, закричали в сто глоток:

— А ну вставай, рожа вампирская, просыпайся, неча бока отлеживать!

«Рожа вампирская» даже не пошевелился, продолжая чуть слышно похрапывать.

— Ты смотри! — подивился староста. Фана тихонечко и облегченно выдохнул.

— Не просыпается! — удивился молодой священник Гика. — Может, ему молитву спеть?

«Ух и накажу же я тебя потом, не посмотрю, что молоко еще с губ вытираешь!» — Злобно подумал Тик, пожирая взглядом юнца.

Крестьяне довольно заулюлюкали — мол, давай, авось получится. Паренек вышел вперед и, попросив отойти подальше («Дешевое благородство!»), заунывно затянул:

— Господи, помоги от греха очистить сию душу грешную… — Видя, что это не производит не малейшего эффекта, паренек наклонился к ушку монстра (чудному такому ушку, остроконечному) и взвыл с новой силой: — ГОО-ОО-СПО-ООО-ДИ-ИИИ…

Некоторые крестьяне позатыкали уши руками — --">