Анна Александровна Завгородняя - Самая младшая из принцесс

расположившейся рядом со мной, глядя как-то печально и при этом равнодушно. Она понимала, что ее работа закончится в тот самый миг, когда я переступлю порог пансиона. Мой опекун, сэр Генри Финч, ясно дал понять молодой женщине, что в ее услугах более не нуждаются и выдал на прощание отличное рекомендательное письмо, а также выплатил месячное жалование только под одной простой причине — Эмма согласилась сопроводить меня в пансион вместо самого лорда Финча, который, якобы был настолько занят, что не нашел времени на свою подопечную, о чем я не жалела ни тогда, ни после. Я помнила отстраненный взгляд этого господина, который стоял на ступенях и следил за моим отъездом. Помнила и то, как, скользнув по мне взором, он отправился в дом, еще раньше, чем кучер вскинул кнут и пустил лошадей в путь. Ну и все равно. Для меня он был никем. Как и я для него.

Мы добирались до пансиона довольно долго. Две ночи на постоялых дворах и три дня в пути, на протяжении которых я просто молчала и, прижимая к груди медвежонка. Смотрела в окно, глядя на унылый пейзаж поздней осени и голых лиственных деревьев, сбросивших свое одеяние и теперь стыдливо прячущихся за пышными вечнозелеными елями, коих было немерено вдоль дорог. Карету трясло на ухабах, но половину дороги я просто проспала, а вторую половину наблюдала за однообразным пейзажем, пока Эмма пыталась читать какую-то книгу, сидя на противоположном сиденье.

Мы обе молчали. Мне нечего было сказать гувернантке, я не была привязана к ней, поскольку знала ее только несколько дней — молодую женщину привез мистер Картер. Моя прежняя гувернантка, Мэри, женщина, которую я знала все свою пока еще короткую сознательную жизнь, погибла вместе с моими родителями, и я скорбела о ней не меньше, чем по остальным. Но держала все в глубине сердца, не позволяя никому понять, как сильно оно у меня болит.

Но вот пришел конец путешествию. Впереди расступился лес и показались высокие кованые ворота. Их открыл привратник, старый мужчина в поношенной ливрее, делавшей его похожим на лакея, которым он явно не являлся.

Карета подъехала к серому зданию, которое, наверное, выглядело бы лучше, если бы в этот день небо не оказалось затянутым тяжелыми сизыми облаками. А так показалось мне мрачным и несколько жутким.

Нас ждали.

Я увидела высокую худую женщину в платье земляного цвета с волосами, уложенными на голове короной. Стоя на ступенях, ведущих к двери, она смотрела на экипаж, но даже не ответила на мою улыбку, когда я попыталась произвести первое благоприятное впечатление. Рядом с ней расположилась дородная женщина в чепце и белом переднике. И ее лицо тоже не располагало к взаимной приязни.

Кучер помог мне выбраться из кареты и достал багаж, поставив его у ступеней, а затем забрался обратно на козлы и, даже не попрощавшись, повез гувернантку Эмму к месту ее нового назначения. А я продолжала стоять под накрапывающим дождем под пронзительным взглядом женщины с черными волосами.

— Добро пожаловать в «Кавердиш», леди Элизабет, — наконец, изволила проговорить дама. Затем она повернула лицо к той, что оказалась служанкой, и приказала: — Возьмите вещи леди и отнесите в ее комнату, — после чего снова посмотрела на меня. Служанка подхватила чемоданы и стала подниматься по ступенькам к широким распахнутым дверям.

— Не будем стоять под дождем, леди Элиза, — проговорила женщина и добавила. — Мое имя мисс Парсон и я являюсь директрисой этого пансиона, — она протянула мне руку, и я нерешительно взяла сухую ладонь. — Пойдемте за мной, я покажу вам вашу комнату, — мы стали подниматься по ступенькам. — К сожалению, девочки уже спят, но вы сможете познакомиться со всеми завтра утром, — продолжила она. — Вам здесь непременно понравится!

Мы прошли через распахнутые двери, которые придерживала еще одна женщина в сером платье с жиденькими волосами, закрученными в узел на макушке. Она походила на болотную цаплю, тощая как жердь, и унылое платье болталось на ней, как на вешалке.

— Это мисс Дункан, — представила мне цаплю директриса, — она одна из ваших преподавателей.

Я присела в книксене. Тощая дама мне совсем не нравилась, впрочем, как и директриса. Было что-то в обеих неприятное и даже зловещее. Мне здесь ничего не нравилось, я хотела вернуться домой, и от этих мыслей глаза предательски защипало. Невольно опустила голову, спрятав подступившие слезы. Плакать нельзя. Но как же хочется!

— Леди --">