Юлия Алексеевна Фирсанова - Все зло в шоколаде!

Юлия Фирсанова Все зло в шоколаде!

Пролог

– Убирайся и сдохни поскорей, толстуха! – появляясь в окне замка, хохотнул Дайжен и издевательски отсалютовал сестрице кубком с дымящейся кровью.

Сегодня утром ему преподнесли бычью. Ей не предложили и куриной. Хотя что первая, что вторая были для Ивэйды одинаково противны на вкус. А человеческая, которую как-то нацедили из провинившейся служанки, показалась девушке еще более мерзкой. Тухлая вода, да и только. Она выпила, давясь от отвращения. Зря! Все равно пришлось выслушивать надменные насмешки мачехи – лорры Триавды. Та окончательно оставила мысль о пробуждении материнского наследия Темного Искуса у падчерицы-неудачницы. Объявила, что Ивка годна лишь на то, чтобы увядший венок из легендарного плюща-ядоцвета в волосах таскать. Девушка тогда молча выслушала злые слова и, как обычно, побрела на кухню заедать страдания.

Пирожки у старшей кухарки Лайжи выходили вкусными. Жаль только, ни пирожки, ни мясо, ни иное блюдо не могли притушить надолго вечно грызущее чувство голода. Она ела, полнела, плакала от жалости к себе, глядясь в зеркало, и снова ела. Таскала пищу тайком с кухни или клянчила у сердобольных кухарок кусочек-другой. И опять ела…

А теперь не будет ни невкусной звериной крови, ни вкусных пирожков, ни ласковых рук Лайжи, небрежно похлопывающих ее по спине, ни жестоких насмешек брата. Ее выгоняют, выбрасывают за ворота родового отцовского замка. Бесполезная, никчемная, тупая толстуха! Никогда не была она нужна ни оставившей семью матери, ни погибшему на рисковой охоте за монстрами отцу, а уж другим и подавно!

Всхлипывая от бесконечной жалости к себе, Ивка плелась, волоча ноги, к воротам замка. Створки по этому случаю молча, отводя глаза, размыкали рослые стражники. Бокового малого прохода было недостаточно, чтобы начало ритуального пути свершилось по всем правилам.

Мачеха даже не показалась на глаза. Правда, в окне бокового крыла замка мелькнул строгий профиль отцовского советника Шетсара. Равнодушия в его взгляде не было, скорее можно было заметить проблеск задумчивого ожидания. Только чего ждать? И так понятно, что ее просто-напросто выгоняют прочь.

Звучно хлюпнув наглухо заложенным и распухшим от ночных рыданий носом, Ивка часто заморгала, пытаясь смахнуть слезы с набрякших век, и споткнулась на ровном месте. Неловко растянулась плашмя прямо посреди двора.

От души, запрокидывая голову, захохотал брат. Взметнулись черные кудри, засверкали ярко-изумрудные, как у отца, глаза. Дайжен махнул рукой не глядя и задел распахнутую створку окна кубком. Металл окантовки рамы пришелся на стеклянный бок посудины. Стекло осыпалось крошевом вместе с недопитой кровью, щедро орошая все вокруг – самого брата, его покои, стену замка, площадь под окнами.

Захрюкали, подавляя смешки, стражники, принялся громко браниться брат, проклиная почему-то не собственную оплошность, а дурынду Ивку. Из псарни метнулись подлизывать кровь на плитах охотничьи собаки, за ними, смачно ругаясь, понесся псарь, пока звери не нализались ненароком толченого стекла. Заахала выносящая ведро помоев служанка, предчувствуя неизбежную уборку. Завертелась колесом обычная замковая жизнь, в которой уже не осталось места старшей дочери покойного хозяина. Хорошо еще на нее саму и капли крови из кубка не попало. Только это и было хорошо.

Провожать Ивку добрыми словами не вышел никто. Грохнули за спиной ворота в день малого совершеннолетия, навсегда отрезая от всего, что было раньше. Отсекая от самого права на жизнь.

Ритуальный путь, он же путь посвящения – звучит торжественно. А на деле все так, как сказал Дайжен: убирайся и сдохни. Ивэйда поправила тощий мешочек с ритуальными пожитками за спиной и двинулась по пыльной летней дороге в никуда. Цели, смысла, даже желания жить не было. Оказаться бы там, где она будет хоть кому-то нужна, да только все пустые мечты. Бесполезных неудачников нигде не жалуют.

Что она может? Против монстра, подобно отцу или стражам-воинам, в лесу не выстоит, охотой себя не прокормит. Даже в городе себя обеспечить не сможет. Что толку, что она плетет, вяжет, шьет, вышивает, рисует. Кому это все нужно? Никому! Таких умельцев везде больше, чем надо. В готовке же она полная бездарь, да что готовка, ее даже посуду на кухню в трактир мыть не возьмут. На одну чистую плошку три разбитых приходится. Неловкая она в домашних трудах – жуть!

Так, --">