Марина Александровна Снежная - Сердце Кровавого Ангела. Дилогия

Я смотрела в зеркало на результат усилий служанки, и мне казалось, что вижу не себя, а кого-то чужого. Существо, больше напоминающее куклу. Лишенное собственных желаний, чье единственное предназначение — выполнять прихоти господина. Худенькое, почти эфемерное существо с тоненьким личиком. Кожа будто светилась изнутри, нежная, гладкая. Красс любил прикасаться к моей коже, говорил, что с ума сходит от ее запаха.

Волосы светлые, почти белые. Благодаря тщательному уходу они всегда были сияющими и мягкими, как шелк. Раньше они доходили до бедер, но недавно Красс высказал желание сменить мне прическу. Ему захотелось, чтобы мои плечи были открытыми. Так что теперь волосы доходили чуть ниже середины шеи и были разделены на прямой пробор. Из-за коротких волос, обрамляющих узкое лицо, черные глаза казались еще больше и глубже. Прямой нос, губы не слишком пухлые, но с мягким изгибом.

Я даже не знала, можно ли считать это существо в зеркале красивым. И не хотела знать. Привыкла воспринимать свое тело отстраненно. Так было легче прятаться внутри, когда происходило то, что вызывало ужас и отвращение. Существовало будто две меня: девушка-рабыня — чужая собственность — и я настоящая, которая могла себе позволить протестовать, плакать и осуждать то, на что приходится идти. Правда, вторая моя сущность была спрятана так глубоко внутри, что никому к ней не было доступа.

— Идеально! — удовлетворенный голос служанки заставил вздрогнуть. Я коротко кивнула, отпуская ее, и снова опустилась в кресло.

Волнение уже улеглось, как происходило почти всегда. Осталась покорная обреченность. Мне все равно не позволят высказать свое мнение и принимать решение самой. Остается покориться и ждать приговора. Губы тронула горькая улыбка, когда я подумала о том, что возможно, даже обрадуюсь, когда все закончится. Там, за гранью, отделяющей живых от мертвых, меня будет ждать Катрина. И больше не нужно будет притворяться и терпеть. Я стану свободной, как птица, навсегда вылетевшая из своей золотой клетки.

Глава 2

Так же безропотно, как позволила себя накрасить и причесать, я надела элегантное вечернее платье. Серебристое, длинное, с соблазнительным разрезом, открывающим правую ногу до середины бедра. Сверху спереди оно было закрытым и опоясывало шею, оставляя обнаженными плечи, но сзади вся спина оставалась оголенной. Я даже понимала, почему Красс выбрал именно такой покрой платья. Или его люди выбрали — я понятия не имела, кто озаботился этим. Но несомненно тот, кто имел возможность видеть меня в достаточно откровенном виде. Если бы шея сбоку, грудь и живот остались открытыми, зрелище было бы чудовищным. Там мое тело испещряли следы кровавых укусов. Некоторые успели зажить, но на том месте еще остались синяки, другие были совсем свежими. Красс обожал оставлять на своих живых игрушках подобные метки. Особенно любил делать это на груди и шее. Но гостям на приеме ни к чему лицезреть следы постельных игр хозяина. В кои-то веки Красс озаботился правилами приличий.

Я стояла перед большим зеркалом в человеческий рост и разглядывала собственное отражение. Изящные серебристые туфельки на высоченных шпильках делали выше, и от этого становилось еще более неуютно. Я предпочитала казаться как можно меньше и незаметнее. Но сейчас этого трудно было избежать. Незнакомка в зеркале невольно приковывала внимание. И вовсе не сногсшибательной красотой. Насчет этого я не тешила себя иллюзиями. Наверное, дело в контрасте темного и белого, слабости и вызова. Светлые волосы и черные глаза, подведенные так, что казались еще больше. Их выражения я и сама не могла разгадать до конца. Агрессивный макияж так не вязался с моим обычным обликом, что я не могла привыкнуть к нему. И это несоответствие смущало меня саму. Хотя, кто знает, может, на приеме никто и внимания не обратит. По крайней мере, буду на это надеяться.

— Готова? — я так погрузилась в созерцание своего нового облика, что упустила момент, когда в дверях появился Церетр Тарн.

— Я точно должна туда идти? — осмелилась спросить у вампира, превозмогая привычную робость перед представителями его расы.

— Желание хозяина, — невозмутимо откликнулся он, критически меня осматривая. Удовлетворенно кивнул, по-видимому, оставшись довольным увиденным.