(Гайя-А) - Это известно (СИ)

— покосившись на похрапывающих вповалку представителей одичалых, вполголоса закончил фразу Аддам, — выдрали, заразы, листы. Задницу, что ли, вытирали?

— Заворачивали лекарственные травы и грибы, — отозвался из угла Подрик. Бронн фыркнул:

— Знаю я, что там за грибы. А что за книги?

— Погоди, дай зачитать, — сир Марбранд откашлялся, — так-так, ну, приветствия опустим… ага, вот: «…смею надеяться, изысканная подборка сочинений духовных, описывающих прелести» — слышал, Клиган? «прелести», запомни это словцо, звучит куда приличнее, чем «жопа», кхм, — «прелести невинных летних развлечений, коим в лучшие дни предавались мы…».

— Невинные развлечения, как же!

— Ебля на лужку, — прогудел почти задумчиво Пёс, возводя глаза к небу, — в тепле.

— На песочке Дорна, — вздохнул Бронн.

— «…и разгадать величайшую загадку — загадку любви, коя влечет и манит…».

— Прямо, как те грибы. Младшему Пейну, Подрик который, кстати, не давайте этой дряни больше.

— Почему? — почти взвыл мальчик, но вместо ответа получил с обеих сторон по подзатыльнику. Сир Аддам перевел дух и дочитал:

— «И в заключение, если вы вспомните свою тоскующую леди и будете сомневаться в ее чувствах, позволю процитировать мудрецов Эссоса. Любовь возвышенная проявляется в плотских желаниях ярче всего, и именно по ним мы распознаем ее легче. Итак, существуют семь неоспоримых признаков возвышенной любви, и та, что соберет их в себе, несомненно, будет ею являться…», — Аддам перевернул страницу, — дальше только список. Ты посмотри, какая озабоченная! А кому пришло письмо?

— Хольту-младшему. Но он уже всё.

Короткая, очень короткая тишина вернула присутствующих в реальность Зимы, о которой любой ценой в перерывах между сражениями следовало забыть.

— Ну, зачитай нам, что ли, список мудрецов, — нарушил молчание Бронн. Аддам пожал плечами:

— Зачем? У тебя подозрение, что какая-то несчастная девушка питает к тебе, как тут говорится, возвышенную любовь?

— Нахуй любовь! — рыкнул внезапно Клиган, из-за чего сидящий рядом и слегка задумавшийся Подрик побледнел и выронил громыхающий чайник с кипятком, к счастью, всего лишь на землю и наполовину пустой.

Пёс вылетел из палатки, в клубах пара слышны были только ругательства и попытки спасти чьи-то сапоги, ставшие жертвой скверного нрава Сандора Клигана.

— Итак, теперь, когда особо чувствительные особы покинули наше дружеское собрание, мы можем, наконец, покончить с этим? — вздохнул Аддам, — Итак, «Приметы взаимной крепкой любви. Любящие взаимно: пользуются общими вещами. Заботятся друг о друге в малом и великом. Часто прикасаются друг к другу. Ревнуют необоснованно. Имеют свой тайный язык, воспоминания и несбыточные мечты. Любят и изучают все, связанное с предметом своих чувств. Часто смотрят друг другу в глаза».

— Бред какой-то, — зевнул Бракс, — Пейн-младший, драть тебя так и эдак! И сюда накапал воды!

— Я не нарочно, — отозвался надутый Подрик, — это все сир Клиган… то есть, просто Клиган…

— Нервные все, блядь, стали, а тут еще и ты со своей любовью, — с претензией обратился Бронн к Аддаму, и на этом дискуссия на какое-то время перетекла на другие объекты.

Но не окончательно…

Примета Первая

…Потому что проклятый листок и «Семь Примет» вплавились в мозг Бронна отчетливо, как шрамы в лицо Пса, смущение в голос Подрика или противоестественное выражение полного восторга от происходящего — в вид Сэмвелла Тарли.

Бронн не может не анализировать. Не делать выводов. Любопытство с детства было его чертой. Ему интересно всё. Ему интересны все. Единственные, от кого он в Зимнем Братстве старается держаться подальше — это жрецы Огня; у них своя компания, свое излюбленное времяпровождение (сжигание трупов, по преимуществу, иногда перемежающееся с коллективным потреблением всевозможных снадобий и отваров, с последующим созерцанием будущего в языках пламени).

Конечно, есть тяжелые времена. Есть минуты, когда приходится хоронить товарищей, когда нужно думать о будущем или перебирать ошибки прошлого — и это мучительно; но это

--">