Явь Мари - Стаб

потому, что боюсь умереть здесь, а потому что хочу умереть за тебя…

И я не лгал. В тот момент я действительно в это верил. Он был силён, властен и прекрасен, и я смотрел на него, стараясь донести главную мысль: "Если ты решил спасти меня, сделай это как положено. Доведи дело до конца".

Рэймс посмотрел вглубь коридора: как оказалось, его хозяин наблюдал за развернувшейся драмой и ожидал его ответа с тем же нетерпением, что и я.

— Этот сойдёт, — пробормотал Рэймс, имея в виду Задиру.

Не меня.

Он прошёл мимо, и я послушно разжал пальцы.

Его выбор пал на моего врага. Моего несостоявшегося убийцу. И сделал он это не из-за несомненных качеств последнего, а мне назло и в угоду своему господину. Рэймс оказался хуже Задиры, и именно с этим мне было смириться тяжелее всего.

Кроме того пришлось смиряться с тем, что мои первые чистосердечные, светлые порывы были растоптаны так бесцеремонно, в мгновение ока.

Смотря вслед гостям, я пытался разобраться в собственных чувствах. У меня до сих пор саднило горло, но в груди жгло сильнее. Мне хотелось закричать, но — опять же — у меня болело горло и жгло в груди…

Шаги стихли, и я почувствовал себя ещё хуже — так, словно остался один в целом мире. Заметив оставленные иерархом перчатки, я подполз к ним и натянул на свои грязные ладони. Это было вопиющим преступлением, но я не мог отказать себе в удовольствии — стать сопричастным высшей власти даже таким нелепым, детским способом.

Так я сидел ещё пару минут, сжимая и разжимая кулаки, пока меня не застали за этим занятием надзиратели. Мне влетело… по большей части за испачканную одежду, ну и за то, что я шлялся, где ни попадя тоже.

Перчатки отобрали, но я не сильно расстроился. Хотя бы потому, что этот случай сделал меня невероятно популярным среди приютских детей, тем самым позволив мне преспокойненько дожить до самого выпуска. Я стал кем-то вроде носителя уникального знания. Видевший иерарха и говоривший с его ликтором.

Даже прихвостни Задиры обходили меня стороной. Поначалу, пародирующие надменность элиты, они как будто бы не замечали меня, веря, что не сегодня-завтра Задира вернётся за ними, как настоящий друг.

— И тогда уж мы не станем зависать со всякими придурками. Ликторы, знаете ли, ужасно заняты. Ни одной свободной минуты. Но, может, мы заглянем сюда, чтобы выбрать себе что-нибудь из «мебели». Хотя вряд ли среди такого сброда можно найти достойную «вещицу».

Но прошёл год, за ним — следующий, и они не трогали меня уже потому, что сами стали мальчиками для битья. Сдержал в итоге Задира слово и вытащил своих дружков из той дыры или нет, я так и не узнал.

Когда однажды я проснулся на испачканной кровью простыне, меня решили увезти на ферму.

Мне сказали, что это лучший день в моей жизни, но я не поверил. После изнурительных обследований и болезненных анализов со мной провели беседу, растолковав, какая ответственная роль мне поручается и что далеко не каждому оказывается такая «честь». И вот, представьте себе, я — счастливчик, у которого есть хотя бы «отличные генетически данные» (у большинства не было и этого), размазываю сопли по лицу, потому что понимаю, что всё пропало.

Я умру лет через пять — ожиревший, тупой, совершенно оскотинившийся. Я упаду на самое дно, тогда как многие из нас возвысятся, став солдатами. Героями. Но что расстраивало меня больше всего — он не вернулся за мной.

Да, я с чего-то решил, что Рэймс может передумать. Что ему просто нужно время — день, неделя, месяц, чтобы раскинуть мозгами и решить: «а почему бы и нет?» Просто попробовать. Дать мне шанс. Что ему стоило? Он бы не пожалел, никогда бы не пожалел о том, что передумал…

— Не бойся, — неправильно растолковал мои слёзы доктор. — Сейчас я сделаю укол, и ты сразу успокоишься. Тебе захочется спать, а когда проснёшься, ты уже приедешь в свой новый дом. Тебе там понравится, обещаю.

Глава 2

Вообще-то, начать следовало с другого.

Дело в том, что будучи ребёнком я не знал ни черта, потому что не выходил за стены приюта. В чём я был эксперт, так это в мытье полов и унижениях. К пятнадцати годам я мог считаться опытным неудачником — насмешки не расстраивали меня, угрозы и оскорбления навевали скуку, я не умел дружить и держался в стороне от остальных.

Единственная история, о которой я мог рассказать тогда — моя встреча с Рэймсом. Кроме того, что это была паршивая история, она имела --">