Александра Искварина - Мысли (СИ)

проговорила Марико. – Я видела её вчера!

–Что за чушь ты болтаешь? Как ты могла её видеть, если весь день просидела дома? Возьми-ка градусник: у тебя, похоже, жар.

–Да нет же, мама! – голос Марико даже теперь оставался слабым: она, кажется, совсем не умела говорить громко. – Я видела, как она убегала по тёмной улице. Там были многоквартирные дома. За ней кто-то гнался...

–Марико, что ты несёшь! – миссис Дэвис выглядела не на шутку встревоженной. – По-моему, тебе лучше прилечь.

–Но, мама...

–Я сказала, выбрось этот бред из головы! – раздражённо оборвала её миссис Дэвис. – Вообразит себе не знаю что... Иди и ляг в постель.

Марико, чувствуя, как слёзы закипают на ресницах, вскочила и выбежала из гостиной.

–Но я же не сумасшедшая! – шептала она, сидя за столом и сжимая глухо ноющие виски. – Я виделаэту девушку! Господи, никто мне не поверит...

Весь день Марико молчаливо выполняла домашнюю работу, и только бледность и затаённый блеск глаз, словно бы постоянно полных слёз, говорили о том, что она силится скрыть охватившие её смятение и страх. В дневном выпуске новостей Марико услышала, что двадцатитрёхлетняя Мэри Холлис была найдена утром в одном из грязнейших кварталов города с перерезанным горлом. Экспертами было установлено, что смерть наступила вчера между одиннадцатью и двенадцатью часами вечера. На теле обнаружены множественные порезы, нанесённые острым предметом – скальпелем или бритвой.

До самого вечера Марико не могла отделаться от образа бегущей девушки... Перед сном, сидя над учебником японского, она тщетно пыталась сосредоточиться: мысли разбредались и путались от охватившего её отчаяния. Ещё тяжелее становилось от того, что совершенно не с кем было поделиться всем этим кошмаром...

В свои девятнадцать лет Марико всё ещё полностью зависела от Гвен. Дэвисы удочерили её, когда ей не было и года. Папа рассказывал, что Гвен не слишком хотела детей, но он настоял на удочерении, сам занимался всеми документами, супруге же пришлось только сопровождать его и оставлять подписи, где это требовалось. Взять именно эту девочку также было решением Джона. Папина сестра, недолюбливавшая миссис Дэвис, как-то проболталась, что Гвен долго ругалась с ним и кричала: какого чёрта она должна воспитывать азиатского выродка?! Но мистер Дэвис, обычно уступавший жене, в этот раз оказался непреклонен. Гвен пришлось смириться. Но она, по сути, так никогда и не простила мужа ни за его выбор, ни за упрямство.

Марико миссис Дэвис так и не полюбила, хотя та была тихим, робким и послушным ребёнком. Она с отличием окончила школу и легко поступила в Медицинскую школу Миллера при университете Майами. Марико не чувствовала призвания к профессии врача, ей куда интереснее было изучать языки и литературу, но миссис Дэвис считала, что доктором быть выгоднее, и дочь, лишённая к тому времени поддержки отца, вынужденно подчинилась.

Марико часто с грустью вспоминала о нём. Джон Дэвис умер от инсульта, когда ей было пятнадцать. Он всегда много времени проводил с приёмной дочерью: помогал ей с домашними заданиями и объяснял, как лучше разрешить конфликт с одноклассницами; брал её с собой на пикники к друзьям, учил плавать и стрелять из самодельного лука; ходил на все её школьные мероприятия и учил танцевать; они часами болтали обо всём подряд; наконец, именно ему девушка доверила тайну своей первой влюблённости. Мистер Дэвис знал, что девочке не достаёт материнской ласки, но у затаившей обиду супруги имелись свои понятия о воспитании, и спорить с ней было бесполезно. Джон только изо всех сил старался сглаживать постоянно возникавшие конфликты и просил дочь относиться к матери снисходительно и терпимо.

После смерти отца Марико окончательно замкнулась в себе, скрывая боль одиночества так же, как прятала от миссис Дэвис свои стихи. Джону нравилось читать их, он даже изучил ради этого несколько книг о поэтике и стихосложении, многое из них пересказал дочери и часто давал дельные советы. Но миссис Дэвис считала поэзию пустой тратой времени, и от неё девочка пряталась.

Сегодня же Марико было не до стихов. Погасив свет, как требовала миссис Дэвис, в одиннадцать вечера, она легла, но подушка жгла лицо, волосы душили, обвиваясь вокруг шеи, тишина угнетала. Электронные часы на столе показывали 23:29. Марико села в постели в смутной тревоге, и – всхлипнула от застившей зрение бледной вспышки...

--">