Элен Блио - Вальс с негодяем

исполнено, как и задумано. И все было прекрасно. И даже туман, дождь, ураган и снегопад не могли бы испортить солнечного настроения невесты. Казалось, она сама сегодня — солнечный свет!

Вики плакала, украшая прическу Беллы флердоранжем.

— Дорогая! Ты так прекрасна!

— Спасибо, милая Виктория! Я сохраню эти цветочки, и когда ты будешь выходить замуж, я украшу ими твою прелестную головку! Это будет наша новая традиция!

— Точно! На свадьбу будет обязательно нужно надевать что-то чужое!

— Да! И что-то старое, старинное, как эти кружева!

— И обязательно что-то новое!

— Ой, смотри! Рифма! Что-то старое, что-то новое, что-то чужое и что-то…

— Голубое!

— Почему голубое? Лучше золотое!

— Нет, голубое! Как небо! И как глаза моего жениха!

— А если у моего жениха будут серые глаза?

— Все равно голубое! Потому, что это я придумала!

— Белла! Ты счастлива?

— Да, да, я счастлива! Я… самая счастливая невеста в мире!

— Наверное, так думают все невесты!

— Нет, Вики, не все… вспомни бедную Элизу Маршалл, её выдали за старого Эдвиджстона! Он старше её дедушки!

— Ага, скоро умрет и оставит ей все состояние! Детей-то у него нет!

— Все равно… с таким женихом счастливой не будешь…

— Это точно! Пора ехать? Думаю, Уилли уже ждет тебя в храме.

Белла поднялась, улыбнулась своему отражению в зеркале, потом протянула руки подруге…

— Тебе страшно?

— Немного… Да… Знаешь… Я очень хочу сделать твоего кузена счастливым. Самым счастливым мужчиной на свете! Я все сделаю для этого…

— Достаточно сделать его просто счастливым. Не нужно думать о том, чтобы обогнать всех на свете.

Подруги обнялись, и Белла почувствовала, что слезы катятся по щекам.

— Еще все невесты обязательно плачут!

— Потому, что боятся, не знают, что их ждет…

— Но я-то знаю…

Виктория потупилась…

— Белла, я давно хотела спросить тебя… об этом самом…

— Что именно?

— Как… все это происходит? Это, правда, так… Неприятно?

— Выйдешь замуж — узнаешь!

— Изабелла! Ах вот как?

Виктория, казалось, рассержена не на шутку.

— Милая, я скажу тебе одно, все, кто говорят об этом, как об ужасе, наказании божьем, карающем нас за распутство Евы… Они лгут!

Белла говорила шепотом, улыбаясь и глядя в глаза подруге…

— Это прекрасно! Когда ты любишь, и любят тебя… это прекрасно!

Сказав это, девушка неожиданно испугалась своих слов…

— Я… я была уверена, что он любит, и я… любила…

— Но больше не любишь?

— Нет… больше нет…

Она верила своим словам. Очень старалась верить.

Ей казалось, что это сон — они стоят перед епископом и повторяют клятвы.

Уильям выглядел восхитительно. На нем был светло-коричневый сюртук, жилет, в цвет её платья, кремовые бриджи. А булавка в галстуке была в небесно-синей как его глаза…

Да, у невесты тоже обязательно должно быть что-то голубое… думала Белла, улыбаясь своим мыслям и представляя, как будет наряжать к алтарю свою лучшую подругу…

— Если кто-нибудь в этом зале знает причину, по которой эти двое не могут сочетаться браком, пусть назовет её… Или молчит во веки веков…

Белла напряглась. Ей казалось, что она слышит шум шагов… Кто-то спешит по проходу, подходит все ближе и ближе…

Она обернулась и увидела, что Уильям тоже обернулся…

Проход был пуст. Они посмотрели друг на друга. Уильям улыбнулся ей. Её муж… совсем скоро её муж…Белла улыбнулась в ответ и снова повернулась к святому отцу…

— Объявляю вас мужем и женой. Отныне и во веки веков. Что соединено Богом не разорвать человеку.

Уильям наклонился, чтобы поцеловать невесту и в этот момент они услышали страшный шум. Кто-то продирался по проходу, удерживаемый слугами.

— Стойте! Подождите! Остановитесь!

Это был Гэбриел. Он был небрит и выглядел скверно, хотя черный костюм сидел на нем безупречно…

— Стойте. Вы не можете… не можете… Венчаться…

— Гэйб!

Уильям двинулся к кузену, но виконт Марлоу, бывший его шафером задержал жениха.

— Таинство завершено. Вы появились слишком поздно, милорд.

Голос епископа был спокойным, но твердым.

— Брак еще не осуществлен. Его можно аннулировать.

Гэбриел тяжело дышал. Он смотрел на Беллу. Он видел только Беллу.

— Я люблю тебя.

Уильям заскрипел зубами.

— Уходи, Седдон! Она моя!

— Неужели? А давай-ка спросим у неё, чья --">