Марина Светлая - После огня (СИ)

снова расплачется, и знала, как сильно он этого не любил.

2

Лето 1945 года, Констанц

— Дом старый, но довольно большой. В нем живут два человека. Она — бывшая учительница. Состояла в НСДАП с 1936 года. Он — инвалид. Не думаю, что они будут вам мешать.

— Инвалид и нацистка? — лейтенант Уилсон приподнял бровь. — Как бы я им не помешал.

— Дом большой, — гнул свое капрал. — Мебели немного, но зато сможете отдохнуть в одиночестве. Ваша комната на втором этаже. Тихо. Все лучше, чем казарма.

Ноэль отвлекся от дороги, стелившейся перед ними брусчатой мостовой, и посмотрел на своего спутника.

— Я бывал в местах, рядом с которыми и казарма покажется райскими кущами.

— Да но… генерал Риво дал особые указания относительно вашего размещения. Он поселился на соседней улице и желает, чтобы вы…

— Чтобы я всегда был под рукой, — закончил за него Уилсон. — Будет вам, капрал. Мне все подходит. Если только эта нацистка не устроит поджог среди ночи — со второго этажа разве только в окно прыгать.

— Не думаю, чтобы ей пришло такое в голову, — капрал был молод и предельно серьезен, до скуки. — Капитан Юбер собирал сведения о них и счел возможным…

О том, что Юбер — пьяница и шутник, Ноэль промолчал. Потому что только в его больную голову могло прийти поселить лейтенанта Уилсона к члену НСДАП.

— Ваши вещи из мэрии перевезут сегодня к вечеру.

— У меня их, по счастью, совсем немного.

Всего один чемодан, да и то из ценного в нем было только письмо отца, полученное перед самым отъездом в Констанц. Это же письмо было первым от семьи с самого начала войны. Краткое и сдержанное — так всегда писал отец. Они с мамой вернулись в Париж сразу после освобождения. Еще несколько месяцев у них ушло на поиски старшего сына. А тем временем младший, Оскар, совершил восемь вылетов в места боевых действий. Он теперь служил фотокорреспондентом. Ноэль помнил его еще тринадцатилетним подростком, когда видел в последний раз.

Они подъехали к дому, сложенному из серого камня. И Ноэль невольно улыбнулся, сообразив, отчего его не поселили на первом этаже — одна из нижних веток раскидистого дерева упиралась в окно, угрожая выдавить стекло. Это показалось ему отчего-то смешным. Зато не нужны занавески — в комнате и без того вечно темно.

Они поднялись на невысокое крыльцо, и капрал постучал в дверь. Открыл им инвалид. Мужчина старше среднего возраста и без руки. Он хмуро глянул на них и отошел в сторону, молча пропуская их внутрь.

— Лейтенант Ноэль Уилсон, — представился Ноэль, чуть кивнув хозяину дома.

— Лемман. Рихард Лемман, — отозвался инвалид. — Когда-то служил рядовым, пока не оцарапало.

Потом он обернулся к капралу и, хмуро улыбнувшись, сказал:

— Я думал, господин лейтенант — француз.

— Француз, — сдержанно ответил Ноэль, не дожидаясь, пока капрал Жером поднимет челюсть, оправившись от возмущения вольностями герра Леммана.

— Я прошу показать господину лейтенанту его комнату! — потребовал Жером тоном, не терпящим возражений, и тут же, не выдержав, добавил: — И держать ваши соображения при себе!

— Как прикажете, — отозвался Лемман и кивнул в сторону лестницы, начинавшейся здесь же. — Следуйте за мной.

Лестница была узкая, темная и довольно высокая. Немец ковылял по ней, будто нарочно, медленно. И капрал заметно сердился. Ноэль только усмехался под нос — что еще этот немец может в своем бессилии? Наконец, они оказались у комнаты, дверь в которую была открыта. Лемман толкнул ее.

Мебели действительно было мало. Кровать, шкаф, стол и стул. Больше ничего, несмотря на то, что здесь оказалось просторно. Впрочем, это подходило. Уилсон давно привык обходиться малым и чувствовать себя хорошо, если было куда примостить голову, чтобы вздремнуть.

У кровати с наволочкой в руках стояла молодая женщина — как все немки, блеклая и худая. Ровная, как жердь, в бесформенном платье и без намека на женственность.

«А вот и нацистка…» — отстраненно подумал Ноэль.

Бросив быстрый взгляд на француза, Грета отвернулась и продолжила заниматься постелью. Единственное, что она успела заметить — рыжий цвет волос постояльца. Нет, не яркий и, пожалуй, далеко не редкий, но совершенно неожиданный в ее серой жизни. Она взбила подушки, расправила одеяло и у самого выхода, не глядя на офицера, негромко сказала:

— Чистые --">