Юлия Львофф - Юлия, дочь Цезаря (СИ)

обессилел!

Однако дело было не в силе. Впервые Квинт так явственно ощутил могучую власть ещё неосознанной, но уже пробудившейся в юном теле подруги женственности. Он вдруг понял, что Юлия из девочки, с которой он играл, сколько себя помнил, превратилась в девушку, в настоящую маленькую женщину с округлившимися бёдрами, с приподнимающими ткань туники холмиками на груди и каким-то совсем новым ароматом, пьянящим и волнующим.

— Сдаюсь на милость победителя, — наконец отозвался Квинт, не поднимая глаз. Он чувствовал, что его лицо заливается краской.

— Какой ты сегодня странный…

Отдышавшись и стряхнув с себя песок, Юлия села рядом с ним. Он чувствовал на себе её удивлённый изучающий взгляд. Молчание длилось недолго, но сердце у Квинта как будто замерло, как будто вот-вот должно что-то случиться.

И тут маленькая ласковая рука тронула его за подбородок.

— Ну что же ты? — Хитрый взгляд из-под ресниц и насмешливый голосок. — Получай свой «выкуп».

У Квинта перехватило дыхание: она так и сказала или он ослышался? Неужели согласна?

Он робко взял её за руки, поднёс их к своей груди и, приблизив своё лицо к её лицу, заглянул под ресницы — в самую глубину лукаво блестевших глаз. Будто хотел прочитать в них ответ: подшучивает она над ним или… Юлия сама потянулась к нему — и он по-мальчишечьи неумело поцеловал её дрогнувшие, с привкусом морской соли нежные губы. Сердце его неистово забилось; стало трудно дышать. Но он был зол на себя за то, что проявил такую нерасторопность, за смущение, овладевшее им именно в тот миг, о котором он столько мечтал…

Квинт отвернулся от девушки и лёг на спину. Как глупо, как же всё-таки глупо вышло!

Юлия придвинулась — не встала, не ушла разочарованная, как он ожидал, — и склонилась над ним, внимательно разглядывая его. Сквозь спутанные пряди её волос Квинт видел, как колеблются отблески солнечного света, похожие на пламя.

— Я люблю тебя, Юлия, — быстро сказал Квинт.

Прелестное лицо (что-то детское, умилительно детское было у неё и в округлостях щёк, и в припухлости розовых губ), лицо, склонившееся над ним, озарилось глубокой радостью. И он подумал, что она ждала этих слов. Вдохновлённый этой мыслью, он снова протянул к ней руку и стал медленно сплетать свои пальцы с её пальцами, пока они не переплелись совсем крепко.

— Юлия, — произнёс он шёпотом.

Она ответила ему пожатием руки, и её движение показалось ему знаком такой необыкновенной близости, что он не выдержал и сел.

— Юлия, я хочу, чтобы мы были вместе… навсегда.

Мгновение она смотрела на него без улыбки, а потом вдруг спросила:

— Скажи мне, Квинт, поклянись своим гением-хранителем, я — первая, кого ты целуешь?

— Клянусь.

— Что я первая твоя возлюбленная?

— Клянусь.

— И что ты никогда не полюбишь другую?

— Никогда!

— И ты назовёшь меня своей Гаией^[1]?

— Об этом я и хотел просить богов… — Ответив, Квинт смутился — ведь ему пришлось открыть свою тайну — и, отведя взор, тихим голосом прибавил: — Разумеется, если бы мне повезло… если бы я нашёл дары Нептуна…

Он осёкся, услышав её звонкий смех.

— Какой же ты наивный, Квинт! Я не знала, что ты веришь легендам…

В ответ на её слова Квинт только пожал плечами, но ранили они его всё же больно.

Юлия на миг умолкла, задумчиво глядя на прибой, лениво лизавший берег, и затем сказала с серьёзным видом:

— Не сердись, я не хотела тебя обидеть. Но, по моему мнению, тот, кто во всём полагается на волю богов, либо глуп, либо ленив. Верно говорил Аппий Слепой: «Каждый — сам кузнец своей судьбы».

— И ты веришь, что сама устроишь свою судьбу?

— Отчего бы и нет? — Юлия гордо вскинула голову — точно бросала вызов богам — и волосы крыльями рассыпались по её узеньким плечам.

— Судьба девочки зависит от воли её отца, — справедливо заметил Квинт. — Ты же не станешь перечить отцу, если он захочет устроить твою жизнь по-своему? И если — он откажет мне?

Он сжал её руку так крепко, словно боялся, что именно в этот миг она покинет его, и он потеряет её навсегда.

Юлия улыбнулась ему спокойно и чуть покровительственно:

— Разве ты забыл, что я любимица отца? Ты — избранник моего сердца, и ему придётся — захочет он того или нет — принять тебя как своего зятя.

Такая дерзкая самоуверенность всегда восхищала Квинта и помимо всего прочего влекла --">