(add violence) - Ибо прежнее прошло (СИ)

========== Пролог: Nil sancti/Ничего святого ==========

We create now our future past

When we look back, black history

It started slow, its coming fast

Black supremacy.

Samael «Black Supremacy».

1944, май.

Этой ночью в стенах заштатной польской церквушки собралась чрезвычайно странная компания. На лавочке в середине зала сидели трое: женщина необыкновенной красоты в форме военного медика, с собранными длинными волосами; юнец, по внешнему виду кажущийся неоперившимся птенцом, но уже отрастившим клюв и когти — фуражку венчала кокарда с мёртвой головой, а на погонах гордо красовались две небольшие звёздочки, вкупе с петлицами выдававшие хауптштурмфюрера; и явно умственно отсталый толстяк соответствующего вида. Но не они были самыми необычными посетителями позабытого богом и людьми храма. Впереди, попыхивая трубкой, сидел тот, кого чаще можно было увидеть в военной хронике, а никак не в такой странной локации, — Верховный главнокомандующий Советской Красной Армии, Иосиф Виссарионович Сталин. По его правую руку, в рабочей робе и с явно скучающим лицом, восседал огромный мужчина, судя по внешности, необычайной физической силы.

Однако, забреди сюда обыкновенный обыватель или потерявшийся ополченец, он бы подумал, что увиденное им есть прямое последствие ранений, лишений и прочих ужасов войны, а кто посуеверней, и вовсе списал бы всё на откровенную бесовщину. Ведь на странной компании чудеса заканчиваться и не думали: распятый Иисус заговорил. Заговорил голосом, внушающим страх и трепет даже тем, кто расположился на утлых источенных древоточцами лавчонках; словно и правда могущественная сила, описанная в пророчествах, прорывалась сквозь символичную оболочку и оттого казалась ещё более страшной и неумолимой.

— Назначен час, — проговорил голос, — тот славный час, когда моя власть станет суверенной. Когда все миры сойдутся в одной точке лишь с одной целью — поклониться мне.

Ласт и Энви переглянулись — они слышали это уже не в первый раз, и если поначалу встречали эти речи с энтузиазмом, то сейчас его у них явно поубавилось.

— Кагда? — жёстко вопросил дымящий трубкой Рас. — Ви гаварите аб этом нэ первий год, но нэ називаэте ни дат, ни конкрэтного плана. Это заставляэт нас усомниться в вас.

Казалось, глаза Христа на мгновение гневно вспыхнули, но этого быть не могло — каменные зерцала статуи были пусты и безжизненны, а гнев был более незнаком душе Отца, ведь его средоточие теперь сидело напротив. И смело возражало создателю.

— Вы можете последовать за Гридом, — если бы статуя могла скривиться, она бы это сделала. — Однако напоминаю вам, что это решение ошибочно. План всё равно будет приведён в исполнение, но лично вы и ваши люди в этом случае получите лишь забвение и то, что стократ хуже смерти.

Рас прищурился, пожёвывая мундштук трубки. Одержанные Красной Армией победы он не считал заслугой Отца — доставшийся Гневу народ был достаточно отчаян, свободолюбив и обладал поразительной волей. Однако не признать того, что без помощи этого кукловода им пришлось бы куда как хуже, он не мог. Впрочем, часто вечерами он думал о том, что и в Рейхе велись отнюдь не только диверсии, как утверждал Отец. Сражения становились всё кровопролитнее и кровопролитнее, число жертв множилось — казалось, вся планета до самого ядра пропиталась кровью и вопиет тысячами тысяч голосов неприкаянных и неупокоенных душ, но Ему было мало. Больше, быстрее, выше, сильнее — и всякий раз он повышал ещё и планку жестокости, словно бы смотря, до какой степени способен оскотиниться человек. Рас считал цену, уже уплаченную, слишком большой, чтобы сейчас, на финишной прямой, сойти с дистанции.

Убедившись, что все остаются в деле, Христос продолжил:

— Почти всё готово. Теперь нам снова нужны ценные жертвы. Мой человек сделает так, чтобы братья Элрики к назначенному времени прибыли в указанное место. Он же привезёт с собой ещё одного неудачника, ухитрившегося нарушить Табу и оказаться здесь. Что же до остальных… Рас!

Усатый вытащил из рта трубку.

— Ты знаешь, что делать. Ласт!

Женщина вздрогнула. Она давно ждала этого момента, где-то в глубине души надеясь, что он не наступит никогда. Теперь же холод пополз по изящной спине, принимая в леденящие колкие объятия

--">