(ComradFelix) - Человек в красном (СИ)

завалами бумаг разного толка. Я тяжело осел на хлипкий старенький стул и достал из своего дипломата папку с разнообразными досье.

В стране чекистов боялись, шептались за нашими спинами и считали чуть ли не машинами для убийств. Конечно, это было не так. Да, нам приходится выполнять грязную, иногда жестокую работу. Но, когда начинаешь служить в такой структуре, как КГБ, понимаешь, что в нашей стране всё отнюдь не так гармонично, как пишут в газетах.

Я убивал. Много убивал. Диссиденты, иностранные разведчики, террористы, коррупционеры — все эти люди были отправлены на тот свет не за просто так. И, несмотря на это, в глазах юных пионеров или простых работяг с завода, я — демон в погонах.

Отложив папку к другим досье, я стянул с себя форму и завалился на кровать. Я подолгу не могу заснуть: думаю о том, чего мне не хватает. Однажды я полюбил — давно это было, во времена, когда я носил пионерский галстук, но уже готовился стать комсомольцем.

Как сейчас помню: её длинные тёмные волосы, милые карие глаза, наивную детскую улыбку и этот высокий голос с вечно удивлённым тоном. В детстве я был таким же угрюмым и мрачным, но только не с ней. Нет.

Мы встретились в пионерском лагере, на одной из линеек. Я не любил эти утренние сборы, разбудить меня утром — большая проблема, но в тот раз вожатая до меня всё же достучалась. Конечно, я был не в восторге. Но что мне оставалось делать?

Мы стояли рядом, я чувствовал её локоть и начал замечать, что она коситься на меня, странно водит глазами по округе. Когда линейка закончилась, она ударила меня и засмеялась. Так всё и началось…

***

— Сашка, — раздался её голосок. — Знаешь, что?

— Что? — Я повернул голову и увидел её довольную мордашку.

— Ты - дурак, — она ухмыльнулась.

— И почему же? — Я непонимающе приподнялся с земли на локтях.

— Не знаю, — она пожала плечами. — Вот смотрю на тебя, и понимаю.

— Посмотрим, как ты заговоришь, — я сложил руки на груди. — Когда я буду главой Политбюро!

Девочка громко засмеялась и тоже поднялась с земли. На её чистом, гладком лице бегали солнечные блики, отражённые от воды; руки она держала на животе, голос был столь звонким, что резал слух.

— Нашёлся тут, — она вытирала выступившие слёзы. — Генеральный секретарь Советского союза, Александр Евгеньевич Коршаков! Какие ваши указания, товарищ генералиссимус?

— Ты что, не веришь?! — Я вскочил на ноги. — Вот увидишь, я всем покажу, что я не просто Сашка Барин! Думаешь, не смогу?!

— Сможешь-сможешь, — она тоже встала на ноги и обняла меня. — Ты всё сможешь!

— Я… я смогу! — Слегка напугано повторил я.

— Мы вместе будем жить в кремле, — прижалась она ещё крепче. — Ездить по разным странам, кушать все-все сладости, которые только захотим.

— Да, — я неуверенно положил свои руки на её плечи. — И у нас будет волга, чёрная.

— Всё так и будет, — она не отпускала меня. — И звать меня будут…

***

— Елена Яковлевна Коршакова, — разомкнул я сухие губы. — Лена.

Кончилось лето, и она уехала, а я даже не узнал, в какой город. С тех пор я не получал даже письма. Но каждый раз, засыпая, я возвращался на берег той реки и вновь чувствовал прикосновение её рук и неуверенное, быстрое дыхание.

Со временем из памяти стёрлось всё: школа, комсомол, институт, краткосрочные знакомства и связи на одну ночь. А образ Лены становился всё ярче, образ лагеря, в котором я учился жить, как все, всплывал всё чаще.

Я всё больше мрачнел, чаще злился, и вскоре от того сорванца, Сашки Барина, не осталось и следа, я стал Александром Евгеньевичем Коршаковым, сержантом специальной службы. Всё, что у меня есть - мой наган и чёрная шинель.

Я давно потерялся среди бесконечных будничных дней, вечно серых, одинаковых. Я бесцельно и беспрекословно выполнял задачи, которые передо мной ставило командование, с надеждой получить ещё одну звёздочку на погон, ещё одну премию.

Из размышлений меня вывел звонок телефона, звонкий и раздражающий. Я, уже привыкший к внезапным звонкам, вскочил с кровати и вмиг подлетел к трубке.

— Александр у аппарата, — чётко проговорил я. — Слушаю.

— Жду, —

--">