Маргарет Пембертон - Не уходи

предложил Андре, заметив, что Лизетт побледнела, и прекрасно понимая почему.

Девушка покачала головой:

— Нет, спасибо, Андре. Если увидите Поля, расскажите ему про майора.

— Обязательно. — Андре снова взялся за тряпку и стакан. Глаза его под нависшими бровями были задумчивыми. Лизетт выяснит, по какой причине майор Мейер переносит свою резиденцию в Вальми, и сможет передавать информацию о его деятельности.

У девушки дрожали руки, когда она брала свой велосипед и садилась в седло. Разговор с Андре о том, что немцы поселятся теперь в доме ее отца, еще больше разозлил Лизетт. Отец не раз говорил, что последние четыре года им везло. По всей округе немцы размещались буквально в каждом доме. Семье Лешевалье из Вьервиля немцы позволяли пользоваться лишь небольшой частью собственного дома, все Меркадоры ютились в одной комнате, тогда как офицеры спали в их спальнях и отдыхали в гостиных, запрещая детям играть в саду. В Вальми «постояльцев» не было… до сегодняшнего утра.

Надев берет, Лизетт направилась по главной улице к выезду из деревни. Ей то и дело приходилось поворачивать голову и отвечать на приветствия деревенских женщин. Несмотря ни на что, они продолжали заниматься повседневными делами — ходили за покупками и разговаривали так, словно не замечали на улицах врагов.

«Неужели солдаты, ошивающиеся на углах деревенских улиц, считают, что жители смирились и покорились? — подумала Лизетт. — Если так, они недооценивают ненависть нормандцев. Едва произойдет вторжение союзников, все жители как один — от старой акушерки мадам Пишон, которая последние тридцать лет принимала каждого ребенка в деревне, до одиннадцати-, двенадцатилетних учеников Поля — поднимутся против захватчиков».

Выезд из деревни охраняли часовые в маскхалатах, поэтому Лизетт остановилась и предъявила удостоверение личности. Солдат небрежно взял его, но даже не скользнул по нему взглядом. Отлично зная, кто такая Лизетт, он решил познакомиться с ней поближе. Она отличалась от хорошеньких местных деревенских девушек. В Лизетт де Вальми было что-то особенное. Несмотря на простую одежду и грубые шерстяные чулки, в ней чувствовались порода и хорошее воспитание. Высокомерие Лизетт возбуждало солдата. Вот и сейчас девушка смотрела на него, горделиво приподняв подбородок, а глаза ее выражали такое пренебрежение, будто она была особой королевских кровей, а он — комком грязи.

— Не хотите ли сигаретку? — предложил часовой. Он сделал шаг к Лизетт, не выпуская из пальцев ее удостоверения.

Девушка крепко вцепилась в руль велосипеда и с ненавистью посмотрела на солдата. Ее глаза цвета дымчатого кварца, обрамленные густыми ресницами, были так прекрасны, что у часового заныло в паху. Вот о таких французских девушках мечтают все мужчины, с такими немецкие генералы развлекаются в Париже. Шелковистые темные волосы Лизетт ниспадали на плечи гладкой волной, заколотые с одной стороны черепаховым гребнем, а с другой — убранные под кокетливо надетый пурпурный берет.

Солдат ухмыльнулся.

— Мы могли бы стать друзьями, — сказал он на отвратительном французском.

— Да я скорее умру, чем стану дружить с немцем, — ледяным тоном отрезала Лизетт.

Другие часовые, стоявшие поодаль, загоготали, и улыбка исчезла с лица солдата. Да кем, черт побери, возомнила себя эта девчонка, если разговаривает с ним как с каким-то крестьянином? Проклятые надменные французы! Держатся так, словно это они победители.

— Проходите. — Часовой протянул Лизетт ее удостоверение. Ладно, со временем… командир перестанет требовать, чтобы они по-особому относились к местным родовитым землевладельцам. Вот тогда он и посмотрит, действительно ли эта девчонка предпочтет умереть.

Бросив на часового презрительный взгляд, Лизетт проехала по одному из низких каменных мостиков, которые и дали название деревне ^[1], потом по дороге с высокими обочинами и через буковую рощу направилась в Вальми.

Утром, когда она завтракала с отцом, передовая дозорная машина на большой скорости влетела на гравийную подъездную дорожку замка и остановилась у входа. Мари, теперь единственная их служанка, открыла дверь двум прибывшим и провела визитеров в столовую. Она заметно нервничала. Лизетт, держа в руках салфетку, поднялась и встала позади отца. У нее перехватило дыхание, когда один из офицеров снял фуражку с высокой тульей, сунул ее под мышку и холодно заявил:

— С десяти часов --">