Грегор Самаров - На берегах Ганга. Прекрасная Дамаянти

что там, где когда-то царил рыцарский дух, засел теперь торгаш, — вот это-то, дедушка, и возмущает меня до глубины души. Прежде можно было взяться за оружие и пуститься по свету, чтобы завоевать себе честь, славу и даже владения. Нынче же мечом ничего не возьмешь, потому что всем миром управляют деньги. Поэтому я поклялся, как некогда рыцари клялись остаться верными мечу и чести, что напрягу все силы для приобретения денег, этого могущественного рычага жизни. Я хочу служить золоту, служить неукоснительно, непоколебимо, не зная ни покоя, ни жалости.

— Уоррен, Уоррен! — воскликнул старик с укором. — Не так следует нести тяжелый крест свой! Все горькое, постигающее нас в этом мире, есть только ниспосланное нам Господом испытание, которому мы должны покориться со смирением.

Уоррен со скрежетом сжал зубы.

— Воле Господней покорюсь со смирением, — сказал он, — если увижу, что действительно карает меня десница Божия, даруя врагу победу надо мною. Но откуда взять смирение, если я вижу, что человек, не обладающий ничем, кроме презренного металла, вытеснил благородную семью из ее родовых владений, что он имеет власть повергнуть вас, дедушка, вас, служителя Бога, в нужду и несчастья? Если Бог дает золоту столько власти в мире, то я готов всеми силами стремиться к тому, чтобы приобрести золото, заменяющее в наши дни меч, дающее человеку почет и славу, могущество и власть над себе подобными; я готов служить ему, чтобы оно в свою очередь послужило мне и вновь подняло на ту высоту, откуда низвергло моих предков…

— Ты богохульствуешь, Уоррен, — прервал его старый священник, — не того возвышает Бог, кто сам стремится возвыситься, а того, кто унижается или безропотно принимает ниспосланное ему уничижение.

— Нет, дедушка, нет! — воскликнул Уоррен. — Это неправильно! Мало ли великих исторических деятелей вышло из ничтожества и сделалось сильными и могущественными? Неужели же не суждено вновь подняться тому, кто, свергнутый с высоты, горит желанием снова занять положение, которое подобает ему занимать по рождению?

— И как же ты намерен поступить, чтобы осуществить честолюбивые мечты свои? — спросил старик, качая головой. — Ты не дерзнешь поднять ноги даже на первую ступень замка, здесь, в глуши этой маленькой деревушки. Не решишься же ты отправиться в чужие страны, как делали это некогда отважные рыцари, чтобы там искать приключений и завоевать себе славу?

— Отчего бы и нет? — спросил Уоррен. — Разве в Германии прусский король не вербует солдат везде и повсюду, и отчего бы мне из солдата не сделаться полководцем, как это удавалось уже многим?

— Уоррен, Уоррен, что за мысли, что за речи!

— Нет-нет, дедушка, — сказал молодой человек, — этого я не сделаю, успокойся. Гастингс из Дайльсфорда, будь он даже в лохмотьях, служит только своему отечеству, а не чужестранцам. Но если меч в наше время бессилен, то все же существует еще нечто, высшее, нежели всесильное золото, и это высшее, дедушка, — знание. Знание — это сила, сила великая, и знание поможет мне подчинить себе и золото, и весь мир…

— Бедный мой Уоррен, — сказал старец с состраданием. — Какими же судьбами ты думаешь приобрести эту силу знания? Ведь опять одно только золото открывает врата в храм знания. То, чему ты можешь научиться здесь, в маленькой школе, не в силах вознести тебя на высоту, о которой ты мечтаешь. Поэтому лучше покориться неизбежному решению судьбы и предоставить Господу избавлять тебя от ниспосланного испытания. Учись тому, чему можно здесь научиться, возьмись за жизнь твердой рукой. Труд делает человека свободным, отважным и богатым.

— Труд! — воскликнул Уоррен горячо. — Какой труд может ожидать меня здесь? Не отправиться ли мне туда, наверх, к владельцу замка и предложить себя в слуги тому, кого мои предки едва ли приняли в арендаторы? Нет, никогда. Никогда этого не будет! Разве вы не рассказывали мне, что существует еще один Гастингс, спасший хоть что-то после крушения нашего дома и нашедший себе занятие в Лондоне?

— Совершенно верно. Твой дядя Говард живет в Лондоне и состоит на государственной службе. Он не считается богатым, но ему живется много лучше нашего.

— В таком случае я обращусь к нему, — сказал Уоррен. — Если он носит имя Гастингс, то в его жилах должна течь кровь Гастингсов, и он протянет мне руку, чтобы помочь выбраться из недостойного ничтожества к высотам знания. Мне много не надо. Я --">