Ольга Аро - Вина Зверя

Девчонка поднялась с узкой кровати, молча подошла к ней, нарочито виляя гладкими белыми бедрами с накинутым сверху полупрозрачным платьем. Она была почти обнажена, являя взору полные груди с голубыми прожилками вен, проглядывающими из-под светлой кожи. Вэл наклонила голову, рассматривая большие розовые соски.

Играя взглядом карих глаз, девчонка молча присела рядом, потянулась вперед и коснулась губами шеи Вэл. Тонкие пальцы отвели мешающие пряди волос в сторону, горячий язык провел влажную линию до самой мочки. Вэл запрокинула голову, прикрывая веки.

Девочка ласкалась умело и совершенно не торопясь – так, словно и не была шлюхой, а обыкновенной влюбленной женщиной.

Никаких чувств. Ничего.

Вэл в какой-то миг остановила ее, запуская пальцы в густые рыжеватые пряди и мягко поднимая голову вверх. Та потерлась грудями о ее плечо и застонала, когда Вэл, крепче стиснув ее волосы на затылке, приблизила милое лицо к своему.

– Тебя можно целовать? – тихо спросила она, проводя языком по небольшому ротику. Девчонка вскинула на нее немного испуганные глаза и только согласно пискнула. Вэл прижалась губами к ее рту, не выпуская волос из крепко сжатой ладони.

Глухая черная пустота.

– А ты хочешь меня, – шепотом произнесла Вэл, наблюдая за покрасневшим лицом девчонки. – Давно у тебя никого не было.

Ее было не обмануть влажной от масла промежностью и ровными безучастными стонами – она знала все уловки бордельных девиц.

Но эта девушка, обхватившая ее в крепком объятии, не врала. Ватный взгляд и приоткрытый ротик, слабые стоны, напрягшиеся розовые соски выдавали ее с головой.

Вэл судорожно вздохнула, мягко отстранила от себя пискнувшую девчонку и встала с кровати, смотря сверху вниз. Девчонка вся словно сжалась и затихла.

Отдающие голубоватым рубцы на ее бедрах и животе притянули взгляд.

– Ты недавно рожала? – спросила Вэл, нахмуриваясь.

Девчонка кивнула, часто моргая.

– Да, – просто ответила она, осторожно поглядывая. – А что?

– Ничего, – пожала плечами Вэл.

Напускное спокойствие вдруг испарилось, точно сдернутая вуаль под сильным порывом ветра.

– И кто у тебя?

– Девочка, – ответила девушка, и слабая улыбка коснулась ее губ, внезапно делая симпатичное лицо совсем юным и невинным.

– Поэтому ты и не работаешь? – ощущая внезапную сухость во рту, спросила Вэл.

– Ну да. Я еще кормлю ее, – простодушно пояснила девчонка, наклоняя голову и сжимая двумя пальцами розовый сосок. – Смотрите. Видите?

Белая капелька выступила на розовом кончике.

Вэл выдохнула и отвернулась.

– Простите, миледи, – виновато произнесла за спиной девушка.

Вэл стиснула челюсти, на краткий миг прикрывая веки.

– Возьми, – сказала она, вынимая из кармана тяжелые монеты и небрежно бросая их на смятую кровать.

Девушка изумленно охнула.

– Миледи, это же… – Ее голос сорвался, она протянула руки и взяла в ладонь тускло блестевшие золотом монеты.

– Купи что-нибудь своей дочке, – отрывисто произнесла Вэл, рваным движением одергивая коричневую куртку.

Рука легла на дверное полотно, но дрожащий голос девушки, прозвучавший в спину, остановил ее:

– Миледи, как ваше имя? Я поставлю за вас свечку.

Какое-то мгновение Вэд колебалась, а затем тихо ответила:

– Валлери. Но можешь не утруждать себя. Боги давно не обращают внимания на людские молитвы.

Дверь открылась, и Вэл шагнула вперед, чувствуя, что сейчас ей крайне необходимо остаться в глухом одиночестве.

Через пару месяцев, когда зима подошла к своему концу и ветер, дувший с севера, больше не приносил колючие белые хлопья, царапающие лицо, Вэл впервые отправилась на охоту. Она подстрелила облезлого мелкого кролика, менявшего белый мех на серый, и, разведя небольшой костер, сняла с него шкуру будто чулок. Отбросив не нужную не ценную шкурку в сторону, зажарила тушку, а потом с удовольствием ее съела.

Вэл долго сидела на месте, смотря на пламя костра и ощущая жар от красных языков на своем лице.

Браслет царапнул кожу. Вэл медленно перевела взгляд на свое запястье, долго изучая золотое плетение, словно видела его впервые.

Вечером она отправилась на рынок и нашла нужного лавочника, с радостью заверившего ее, что он всегда готов принять на продажу свежую дичь.