Август Котляр - Опаньки! Нецензурный роман. Часть первая

выпиливая лазерным лобзиком местечко для присутствия самого святого — шхины — он не рассказывал. Может, ему лично Господь Бог открыл, зачем сделал мужской половой член символом вековечного завета между Собой и евреями? Не ухо, не глаз, не фалангу мизинца, а именно мальчиковую пипиську. Но явно Савва размышлял об этом, хотя и не делился ни с кем ценными мыслями. Может, потому, что на Средиземноморье у мужчин наблюдался массовый фимоз, или, говоря простым русским языком, незалупа, когда у дядечек не открывается головка, крайняя плоть прирастает так жёстко к головке, что не даёт возможности как посношаться по-людски, помыть пипирку до чиста. В таком разе застарелая смегма гниёт, писька воспаляется, гноится, заражает и женщину, приводя к бесплодию, и к гангрене самого члена. Возможно, у Божественного повеления, вокруг которого выстроены и иудаизм, и его отростки, ставшие самостоятельными деревьями, лежит простая гигиена и необходимость трахать баб полноценно, оставляя за собой потомство. А это, между прочим, и есть первая заповедь, данная человеку — плодитесь и размножайтесь. А для этого надо сношаться, желать сношений и получать от них удовольствие. Праотец Авраам не мог целых сто лет обрюхатить свою любимую Сарру. Но после обрезания дело пошло на лад, и столетняя старушка-первородка родила ему сына Исаака. А Исаак, которого собственный отец был готов зарезать и сжечь, уже родил жуликоватого проныру Иакова, которого, после мордобоя, который он устроил самому Богу в лице Божьего посланника, дали имя Израиль, что значит “Богоборец”. Так была заложена еврейская идентичность, которую нёс в себе Савва.

Неустановленный, однако вполне достоверный факт таков: Савва пришвартовал свой чёрный Гелендваген АМГ 63 к стене боливийского посольства, что в Лопухинском переулке, соединяющем Пречистенку с Остоженкой. Нет, это был не Гелик, это был Лэнд Крузер 200 или даже Рендж Ровер Аутобиографи. Точно нет, это был чёрный Роллс-Ройс Куллинан Блэк Бэдж. Да, теперь этот факт будем считать установленным. Это был Роллс. Паркуясь, Савва сбил слегонца мента, стерегущего наловленных в джунглях Амазонки дипработников. Полицай вылез из своей будки, чтоб размяться, покурить дешёвое говнецо и сообщить "стоянка запрещена" с целью получить на чай.

"Аккуратнее, братан, блядь, тут три тонны весу", — дружелюбно поприветствовал Савва мента, потиравшего ушибленные бампером коленки. "Слышь, командир, только давай без эксцессов, без хуйни, на-ка на лечение, — Савва достал купюру в двести евро и сунул купюру менту в мундир, — Я быстренько. Корыто моё постереги, ещё денежек дам". И, развернувшись жопой к изумлённому нахрапистой наглостью мусору, Савва пошёл по переулку вниз, к Остоженке. Возможно, было прохладно, потому что Савва кутался в норковое пальто с соболиным воротником. Очевидно, это всё таки была зима, судя по пальто, да и происходило сравнительно недавно, потому что БМВ стало делать внедорожники из Роллс-Ройсов на излёте второго десятилетия двадцать первого века. Пользуясь случаем, пеняем семье Квандт за падение качества БМВ, но речь сейчас не о них. Даже не выразим к случаю сожаление о такой классной тачке как М5.

Савва посмотрел на часы. Это был бриллиантовый Графф с изумрудами. Бриллианты так заискрились под ясным зимним солнышком, что Савва забыл, зачем смотрел на часы, настолько ему эстетически захорошело от лучистой спектральной россыпи. Прекрасное дало ему по шарам, как будто взял триста текилы на грудь, и не чего-нибудь, а пойла, где на дне лежит червячок-гусано. Или на руке у Саввы была усыпанная бриллиантами “Астрономия” от Яши Арабова? Или Антуан Прецьюзо с тремя турбийонами, выточенный из метеорита, которому и бриллианты ни к чему? Но точно, это были изумительные по красоте, изяществу, усложнениям и космической цене часы.

"Ёб твой мать, — восторгнулся Савва, — ахуеть! Какая, блядь, красота! Как же это Господь Бог додумался соединить семь ярких цветов один прозрачный?" С некоторых пор, устав от алкоголя, кокаина и избытка умственности, Савва начал вести диалоги вслух с самим собой, потому что больше говорить было не с кем. И не о чем. Проблемы, которые волновали Савву, были не общего порядка. Его волновали бозоны Хиггса, душу бередило золотое сечение и число Фибоначчи, занимал до чрезвычайности опыт внетелесных переживаний, много он размышлял о деривативах и одиннадцатилетних циклах солнечной активности. --">