Кора Брент - Наша неправильная любовь

не разочаровывала больше, чем саму Сэйлор МакКенн. Я заставила Брейдена поклясться, что он ничего не расскажет моим родителям. Они ничего не знали. Оба оставались в разводе и продолжали жить в Эмблеме, работая в тюрьме.

— Ты заслуживаешь лучшего, — сказал кузен и положил трубку, прежде чем я успела ответить.

А если серьезно, я не знала, что отвечать. Ни Брейдену, ни себе. «Лучшее» казалось понятием слишком неуловимым, когда речь шла о мужчинах — начиная с того мешка дерьма, который в старшей школе сладким голоском пробрался ко мне под нижнее бельё и лишил девственности. У него имелась причина, гораздо хуже, чем гормоны шестнадцатилетнего подростка. Корд Джентри заключил пари. И что потом сделал этот сукин сын?

Он ходил вокруг и смеялся над этим. Все, кто знал меня всю жизнь, спешили забраться в поезд «сплетни».

Полагаю, каждый может рассказать фундаментальную историю о подростковых страданиях. Это моя. Я очень хорошо знала, кто такие братья Джентри. Тройняшки родились в порочной семье. Грубые, сексуальные и дикие, как волки. Вместе они сформировали мощный триумвират, правивший молодёжью в Эмблеме. Я старалась не попадать в число девушек, которых обманула их красивая внешность и широкие плечи. Пока однажды Корд Джентри не заметил меня и не поманил пальцем с лукавой улыбкой. Мне не потребовалось много времени, чтобы раздвинуть ноги и лечь на пол в грязном гараже. Через две секунды после завершения мне сразу стало плохо. Но затем ситуация ухудшилась. Оказалось, что всё это была игра, какой-то больной спор между братьями, чтобы увидеть, кто первым сможет зацепить занудную цыпочку МакКенн.

Это был отвратительный период. Рядом со мной оставался только Брейден, и он протягивал мне носовые платки, пока мы лежали на полу в моей сиреневой спальне и с религиозным рвением слушали музыку в стиле гранж начала 90-х. Мой двоюродный брат, милый мальчик, который в старшей школе пережил собственный ад, вытирал мокрые от слёз завитки волос и грустно на меня смотрел. Он сказал тогда то же самое, что спустя шесть лет произнесёт в телефонном разговоре.

«Ты заслуживаешь лучшего».

Когда я увидела, как Дэвин входит в дверь, я сразу поняла, что он пьян. Я также заметила, что в нём снова проснулась жестокость. Он ходил вокруг меня на цыпочках с самого Дня святого Валентина, но я часто чувствовала, что Дэвин, как кошка, выжидает своего часа. Через два дня я заканчивала институт и уже подыскивала себе квартиру. Было бы неплохо найти и хорошую работу. Официанткой я не зарабатывала много денег и, к своему удивлению, обнаружила, что работодателей не особо волновали выпускники факультетов искусств с особым талантом к новаторскому писательству. Я только знала, что хочу сбежать. Желательно побыстрее, прежде чем Дэвин сможет снова меня ударить. Я была уверена, что он так и сделает.

Дэвин заметил меня на диване с ноутбуком в руках и улыбнулся. Моё сердце остановилось. О, это звучит так банально, и я глубоко ненавижу клише, но нет более подходящей идиомы. Когда вы лицом к лицу встречаетесь с опасностью, ваше сердце останавливается на самом деле. А потом начинает бешено биться.

— С кем, чёрт возьми, ты говоришь? — спросил он невнятно.

Я закрыла крышку ноутбука.

— Ни с кем, Дев. Я пишу.

Он бросил ключи на стойку для завтрака и протянул руку.

— Дай его мне.

Я прижала компьютер к груди. Я говорила правду. Я переписала три главы своего романа, но не успела их сохранить.

— Нет — ответила ему, вставая.

Мне необходимо было почувствовать себя готовой, хотя и не должным образом — я стояла босиком, в топе и шортах — пока Дэвин Берлин собирал силу в свои внушительные мускулы. Он был пьян, медлителен, но всё равно опасен.

— Ты думаешь, я не знаю, — прорычал он, — обо всех трахах, которые ты получаешь на стороне, сладкая моя?

Я закрыла глаза. Сладкая Сэй. Это прозвище мне дал он. Когда-то оно звучало нежно. Однако теперь прозвучало смертельно опасно.

— С тех пор как мы познакомились, у меня не было никого, кроме тебя. Ты же знаешь, Дэвин. А теперь почему бы тебе не отнести свою пьяную паранойю в постель и не отоспаться, чтобы утром мы поговорили? — Голос боролся с моими нервами, пытаясь звучать небрежно.

Во мне уже сломалось что-то большее, чем нос. И пока я наблюдала, как охваченный яростью разум Дэвина разбирается с моими воображаемыми предательствами, я поняла — так будет всегда. Он --">