Анастасия Ольховикова - Прощание. Последний конфликт

биологическая мать, я бы не назвала ничем иным, кроме как провидением. Женщина семьи Лей охарактеризовала это одним из запасных выходов.

Чудесного спасения ведь могло и не произойти. Корабль Марии, устаревший по сравнению с нынешними лейнианскими технологиями, никогда не состыковался бы с орбитальной станцией, не случись Муни быть загруженной в качестве борткомпьютера. И не узнай командир «Армады» — именно так посчастливилось станции быть названной — в незнакомой женщине на экране приветствия без вести пропавшую соотечественницу, их с Преображенским ни за что не пустили бы внутрь. Поскольку Диорну внезапно стало хуже (из — за чего «Орайон» и взлетел в небеса раньше времени), командование на корабле перешло в руки военных — глава исследовательской миссии за свои слова отвечать перестал. И пока нас с Диорном пытались синхронизировать (я тихо млела от их определений!), Мария в нескольких предложениях весьма доходчиво объяснила капитану, что я являюсь чистокровной лейнианкой, а значит, процедура рекреации без моего на то согласия считается недействительной. Насколько я поняла, Преображенский помчался к залу рекреации в тот же миг, как во взгляде командующего в черном (это, как мне объяснили, оказался цвет касты военных) блеснула искра понимания. Дальше произошли события, свидетелем которых уже являлась я. Самым ярким из них стал ненавидящий взгляд Диорна. Не знаю, как в тот момент у меня получилось вытолкнуть только его, оставив Мая себе, но вышло. Вместе с этим я интуитивно научилась и еще одной вещи: «выключать» соседа. Он оказался слишком настойчивым в желании узнать, как я смогла выгнать его злую половину, так что я от всей души пожелала ему заткнуться, и…получилось. Потом, правда, пришлось извиняться за внезапную вспыльчивость, но триумф оказалось нелегко скрыть: хоть каким — то оружием против этих лейнианцев я стала обладать.

Диорн, присмиревший после моей выходки, а так же явно обескураженный появлением Марии, сдался почти без боя, когда моя предприимчивая боевая мама заявила, что на историческую родину мы непременно отправимся, вот только устроим двухнедельное восстановление после незапланированной рекреации, которое, как оказалось, пагубно влияет на мой организм, несмотря на чистокровность. Однако и подгадить напоследок тоже возможности не упустил.

— Раз уж вы оказались так тесно знакомы, от имени главы касты управленцев поручаю господину Преображенскому быть наблюдателем Лейквун и сообщать обо всех ее реакциях на Земле и во время полета к планете Лей, — непререкаемым тоном заявил он.

Саш только глаза прикрыл, а мне словно голову тисками сжали. Отчего — то я поняла, что это дело рук Диорна: голова стала раскалываться еще сильнее, стоило мне взглянуть в его сторону. А он в упор смотрел на меня, гипнотизируя и, кажется, пытаясь воздействовать так, как он говорил еще в кабинете Преображенского. Тогда — то я и почувствовала, как из носа хлынула кровь. Пусть очередная стычка с главой биотехнологов нанесла мне еще одно увечье, из нее я вышла победительницей.

— Саш…платок есть? — вытирая ноздри, спросила я у кадровика.

Мне тут же протянули откуда ни возьмись появившийся кусочек белоснежной ткани, но я, не замечая заботы голубоглазого мужчины, удерживающего меня на руках, холодно обратилась к Диорну — только он сейчас интересовал меня:

— Теперь — то мы можем покинуть станцию?

— Вполне, — будто и не было попытки сломить меня, разрешил он. — Будем надеяться, что ваше с Маем расщепление произойдет по обоюдному согласию.

Под термином «обоюдное согласие» он имел в виду как раз вариант Преображенского, при котором одна из сторон должна испытать сильное эмоциональное потрясение, чтобы иметь возможность избавиться от второго сознания. Но я, помня состояние, когда в моей голове посторонних оказалось сразу двое, и ту ненависть, с которой выталкивала Диорна, смутно представляла, что же должно послужить спусковым механизмом, чтобы появилась хоть призрачная возможность расстаться с Маем.

— Прислонись ко мне — сейчас буду поднимать, может закружиться голова, — нотками заботы в голосе Преображенского меня было не обмануть. Потеряв всякий интерес к Диорну, я хмуро взглянула на Суперменовича:

— Если ты думаешь, что, появившись в сверкающих доспехах и вызволив меня из камеры, получишь прощение, даже не надейся, сволочь. Я тебя все еще ненавижу.

— Я…понимаю, — --">