Морвейн Ветер - Солнечная принцесса

На какое-то время её снова передали в руки служанок и наложниц.

Девушки из гарема Раманги, завернувшись в свои белые плащи, оставлявшие открытыми лишь сверкающие глаза, подведённые сурьмой, окружили Элиану. Та была одета так же, и все гости отправились провожать её до дома жениха.

Пока солнце медленно опускалось за вершины разрушенных башен захваченного города, Элиана стояла у окна в покоях Раманги и смотрела в сторону своей родины. Она не жалела о своём выборе. Жизнь шла своим чередом. Где-то теряешь, где-то находишь – любила она повторять. И пока что она сама не понимала – нашла или потеряла. Конечно, находиться здесь, среди руин едва захваченного противником города, и ждать своей судьбы, не смея опуститься на кресло, было унизительно. Но, с другой стороны, она знала, что её свобода стала ценой самой великой сделки за последние пять сотен лет.

Один эльфийский народ уже склонился перед вампирами. Ещё два позорно бежали. Аман-Ту вполне могли исчезнуть, как и они. Лишь случайная удача помогла им избавиться от передовой волны нападавших… Впрочем, не такая уж случайная. Совет Хранителей был собран слишком близко от зоны боевых действий. Сама Элиана не успела на встречу, но знала по рассказам других, что решение вмешаться в сражение было принято единогласно. Никому не пришло в голову отступить и спрятать самую большую ценность Солнечного народа – самих Хранителей. Если бы они погибли, войну можно было бы считать законченной. Но расчет оказался верным. Вампиры боялись солнца. Даже самые простые заклятия, вызывающие свет, били по ним сильнее огненных шаров. Открытие давало солнечным надежду… Но не сейчас. Быть может, через пятьдесят лет, когда им удастся воспитать и обучить новых хранителей. Пока же их было слишком мало, чтобы воевать.

Так что сегодняшняя сделка, с какой стороны ни взгляни, была более чем выгодной. Тем более, что Элиана всё ещё не считала себя «супругой». Противостояние только начиналось, и принцесса не планировала сдаваться без боя.

– Красиво?

Элиана вздрогнула, когда руки Раманги легли ей на плечи.

– Что может быть красивого в развалинах? – спросила она напрямую.

Оглянувшись, Элиана заметила, что Раманга поднял бровь.

– Мощь, – сказал он и хищно оскалился.

– Мощь? – Элиана тоже подняла бровь. – Мощь – это деревья, что тянутся к самому солнцу. Нефритовые шпили выше самых высоких гор. Поля, цветущие даже зимой – это мощь.

Раманга отступил назад и опустился в кресло.

– Выжженные поля, – ответил он, – тела непокорных, ковром покрывающие землю. Самые высокие стены, разрушенные моими катапультами.

Элиана покачала головой.

– Что в этом за радость?

Раманга пожал плечами.

– Радость знать, что все ваши слабые народы покорны мне.

– Радость править обнищавшими и голодными.

– Скучный разговор.

– Согласна.

Оба усмехнулись, продолжая изучающе смотреть друг на друга.

– Расскажи что-то более интересное. Нет, постой, – Раманга прервался, услышав стук в дверь.

Дубовое полотно отодвинулось в сторону, и в комнату вошли трое: две девушки и один юноша, все трое – люди, но все – в одеждах Бладрэйха. Сопровождал их уже знакомый Элиане седой вампир.

– Её, – Раманга указал на блондинку в красивом зелёном платье с открытым горлом. – И что-то моей супруге.

Тахир и двое не понравившихся Раманге невольников кивнули и покинули комнату. Девушка осталась. Она осторожно опустилась на колени между широко расставленных ног Раманги и наклонилась, будто предлагая ему прикоснуться к своей шее.

– Неудобно, – бросил наместник, – сколько раз тебе говорить, Сана?

Не дожидаясь реакции, он с силой потянул девушку вверх, усаживая к себе на колени и, быстро впившись зубами ей в шею, сделал несколько глотков.

Элиана поёжилась.

– Почему не рассказываешь? – спросил Раманга, отрываясь от трапезы.

– Ты не сказал, что будет тебе интересно.

Стоять Элиане порядком надоело, но она помнила предупреждение Тахира и собиралась до конца соблюдать чужой этикет.

Раманга задумался. Рука его легла на обнажённое плечо девушки, лаская нежную кожу. Язык коснулся ранки и чуть пощекотал. Эта часть зрелища была завораживающей, тем более, что кровь уже перестала идти, а ласка явно доставляла «еде» немалое удовольствие – розовые губки приоткрылись, выпуская на волю сладкий стон.