Эрика Адамс - Охотник и Красная Шапочка

и есть та самая Красная Шапочка… Но после твоего письма все сомнения развеялись. Бабуля была рада за тебя. Она два дня ходила с твоим письмом, хвастаясь каждому встречному…

На мгновение моё горло перехватывает, но я вдыхаю воздух поглубже.

– Два дня, да?

– Да. А на третий день к ней должен был заехать кто-то из местных. Вроде молочник, отвезти сыра и молока. Он её и нашёл…

– Я поеду туда сейчас же. Только соберусь в дорогу.

Андерс отрицательно качает головой:

– Это слишком опасно.

– Вот как? Скажи ещё, что никто из местных туда не сунется.

– Так и есть.

– Трусливые шавки.

Я отсылаю Андерса прочь и переодеваюсь в костюм для прогулок: платье более простое, из тёмно-коричневой шерсти, серый широкий пояс и добротный плащ. Мне не нравится то, что я вижу в зеркале: слишком уныло. Ни одного яркого пятна. Радует лишь то, что под платьем простушки волнительное кружево алеет красным. Я бы не выжила в этом царстве серости и уныния без живительного цвета.

Андерс слоняется на первом этаже и пытается отговорить меня ехать к домику бабули.

– Меня очень долго здесь не было. Я обязана побывать у бабули. Во что бы то ни стало.

– Ты не понимаешь, Аманда.

– Да. Я не понимаю. Но хочу понять. Боишься? Оставайся здесь. Тебя никто не зовёт с собой. Я только лошадь возьму на время у твоего отца.

Андерс остаётся на первом этаже, когда я выхожу из дома и иду к конюшне. Андерс стоит на пороге, когда я, взобравшись верхом, направляю лошадь на выход со двора.

– Стой!

Андерс спешно кидается в конюшню и выводит коня под уздцы.

– Чёрт бы тебя побрал, Аманда. Ты перевернёшь с ног на голову весь Вольфах. А ты ведь только приехала…

Я равнодушно киваю, стараясь не показывать, что на самом деле я рада даже такому спутнику, как Андерс. Наши лошади резво скачут по улицам города и выезжают на окраину.

– И лучше бы тебе остаться дома. Отведала бы чаю и булочек с корицей. У отца они всегда получаются отменные.

Андерс не оставляет попыток отговорить меня на всём протяжении пути. Я отмахиваюсь от него, погружаясь в воспоминания. Они едва ли не топят меня в себе, когда передо мной в конце тропы возникают очертания двухэтажного дома бабули.

Мы привязываем лошадей и ступаем на территорию двора. Лошади неспокойны: прядут ушами и перебирают ногами на месте. Я переступаю порог родного дома, удивляясь тишине. Раньше здесь никогда не было так тихо. Бабуля либо напевала себе под нос, либо болтала сама с собой, отчего некоторые крутили пальцем у виска, мол сумасшедшая. Дурачьё. Они просто не знали, что бабушка не любила тишины.

В ноздри бьёт запах – неправильный, такой, которого не должно здесь быть. Предметы внизу перевёрнуты, словно кто-то подобно урагану пронёсся по первому этажу. И, ломая ступени лестницы, местами разнося перила в щепки, поднялся наверх. Я осторожно ступаю по лестнице, отмечая лишь, что неприятный, тяжёлый запах лишь усиливается. И, переступив порог спальни, замираю: простыни порваны, огромное коричневое пятно засохшей крови прямо посередине.

– Чёрт…

Взгляд обводит комнату: стена у изголовья кровати вся забрызгана кровью. Капли крови даже на потолке. Но хуже всего тошнотворный запах, густой, словно мою бабулю выпотрошили буквально перед моим приходом. Комок поднимается к горлу, и я пулей лечу на выход, чтобы оставить на траве у дома свой завтрак.

Глава 4. Аманда

– Я же говорил, – безостановочно повторяет Андерс всю дорогу до дома.

– Заткнись, – беззлобно кидаю ему я.

Шок от увиденного уже прошёл, а прохладный воздух начала ноября немного выветрил мерзкий запах, будто впитавшийся в кожу. Не доезжая до города, я сворачиваю на кладбище и навещаю могилку бабули. Жаль, что я не успела увидеть её при жизни и показать, что я не просто фантазёрка и выдумщица, но смогла добиться кое-чего. На какой-то миг мне кажется, что её сухая рука вот-вот коснётся моей головы невесомо, а многочисленные морщинки соберутся гармошкой от улыбки…

В голове пульсирует: я найду этих тварей во что бы то ни стало. Неважно, человек это сделал или оборотень.

Я разворачиваюсь и возвращаюсь в дом Густава, запираясь в спальне. Милые, добрые люди – они не пытаются навязать мне своё общество и не лезут с расспросами. Вечер проходит тихо и спокойно. Только ночью становится тяжело на душе и сон не торопится укрывать меня своим одеялом. Но уставшее тело берёт своё, и я --">