Грэм Мастертон - Сексуальный объект.

– Ну и как идут дела? – спросил доктор. – Проблем нет? Не болит?

Джон Пирс смущенно покачал головой. Филип де Сенца нарисовал пальцем круг в воздухе и сказал:

– Превосходно, доктор. На две тысячи процентов превосходно. Охренительно, если позволите так выразиться.

Доктор Арколио встал и прокашлялся.

– Тогда позвольте мне взглянуть. Поставить ширму?

– Ширму? – хихикнул Пирс.

Филип де Сенца отмахнулся.

– Нам не нужна ширма.

Джон Пирс расстегнул ремень, дернул ширинку и стянул трусы с пятнами от зубной пасты.

– Не могли бы вы наклониться? – спросил доктор Арколио. Пирс легонько кашлянул и сделал, что просили.

Доктор Арколио разделил его мускулистые ягодицы, и его глазам предстали два багровых ануса, оба крепко сжатые, один над другим. Вокруг верхнего было наложено

более девяноста швов, но все они отлично зажили – остались только легкие диагональные шрамы.

– Хорошо, – сказал доктор Арколио. – Все в порядке. Можете одеваться.

Он повернулся к Филипу де Сенце и только приподнял бровь. Де Сенца задрал свитер, сбросил брюки и теперь гордо тряс своим обновленным агрегатом – темным

пенисом, рядом с другим пенисом и четырьмя волосатыми яичками по бокам.

– Ничего не беспокоит? – спросил доктор, приподняв оба пениса с профессиональным безразличием и внимательно их оглядывая. Оба начали твердеть.

– Только синхронность. – Филип де Сенца пожал плечами, улыбнувшись своему другу. – Никак не могу научиться кончать одновременно. Пока я кончу, у бедняги

Джона уже все болит.

– В общем, удобно?

– О да, хорошо… если я не ношу чересчур приталенные брюки.

– Хорошо, – сказал доктор Арколио. – Застегивайтесь.

– Так быстро? – кокетливо произнес де Сенца. – Недешево получается. Сто долларов за две секунды ласк. Стыдно должно быть.

Тем вечером Джон Пирс и Филип де Сенца пошли ужинать в Le Bellecour на Мюррей-стрит. Весь ужин они держались за руки.

Доктор Арколио зашел в бакалею, а потом поехал на своем металлически-голубом «Роллс-Ройсе» домой, слушая «Богему» Пуччини. Время от времени он поглядывал

в зеркало заднего вида, думая, что выглядит уставшим. Дороги были загружены, ехал он медленно, и, почувствовав жажду, он достал яблоко из сумки на заднем

сиденье.

Он думал о Хелен, думал о Джоне Пирсе и Филипе де Сенце, думал обо всех тех женщинах и мужчинах, чьи тела так искусно превратил в живые воплощения их сексуальных

фантазий.

Фраза, брошенная де Сенцой, не выходила у него из головы. Стыдно должно быть. И хотя Филип де Сенца пошутил, доктор Арколио внезапно осознал, что да, он

должен стыдиться того, что натворил. В самом деле, он и так стыдился. Стыдился, что использовал свой хирургический гений для создания эротических уродов.

Стыдился, что изувечил множество прекрасных тел.

Но накатившая волна стыда принесла не только боль, но и утешение. Потому что человек – нечто большее, чем божья тварь. Человек способен перевоплотиться

и найти странное удовольствие в боли, унижении и саморазрушении. И кто может сказать, что правильно, а что – нет? Кто может дать определение совершенного

человеческого существа? Если дать женщине вторую вагину – это плохо, то, возможно, исправить заячью губу у ребенка – это тоже плохо?

Он чувствовал себя подавленным, но в то же время и воодушевленным. Он доел яблоко и швырнул огрызок на дорогу. Позади не было ничего, только факельное

шествие красных тормозных огней.

А у себя дома, одна, Хелен плакала солеными слезами скорби и сладкими слезами секса, и они смешивались и падали на ее руки, сверкая, словно бриллиантовые

обручальные кольца.

--------------------------------------------------------------------------------

а