bagoas-alter-ego - Греческие каникулы

умер, что ли?

Когда принесли счет, от которого у меня наверняка глаза бы на лоб полезли, он даже не заглянул в вытянутую бархатную книжечку, кинув официанту золотую «визу».

Мы вышли из кондиционированной прохлады в духоту афинского дня.

— Где думаешь приступить?

— Э… ко мне нельзя, к тебе тоже: еще не хватало, чтобы твой Джордж что-то заметил…

— Он не мой.

— Ага, конечно.

— Я не продаюсь.

— Ну да, как же.

— Не надо всех мерить по себе.

Он посмотрел на меня и дернул бровью.

— Как скажешь.

— Может, на пляж?

Парень опять наморщил капризно нос.

— Не люблю я на пляже, песок кругом набивается. Я знаю местечко.

Мы сели в машину и поехали куда-то прочь из города. От его езды меня после обеда начало тошнить. «Господи, как можно так водить, крышу у него снесло, что ли?»

Съехав с главной дороги на пыльную проселочную колею, ведущую в горы, он какое-то время поскреб днище машины, кружа по виноградникам, и наконец остановился в тупичке посреди благоухающего оливкового леса. Вылез наружу и вытащил из-под сидения одеяло, ехидно глянув на меня. Он явно не ставил под сомнение силу собственных чар.

Расстелил подстилку в узорчатой тени большой оливы и уселся, скинув тапочки «Reebok» на бархатистый плюш в клеточку.

— Хочешь, чтобы я сам разделся, или предпочитаешь раздеть меня?

Я присоединился к нему на одеяльце.

— Ну а сам-то ты как хотел бы?

— Я?

Такая постановка вопроса явно не приходила в его хорошенькую головку.

— Э… я бы хотел… чтобы ты меня раздел.

Я улыбнулся: в конце концов, парнишка не виноват, что влип в такое дерьмо. В ярком свете дня стала особенно очевидной его юность. Лет шестнадцать, ну от силы семнадцать. Мне нестерпимо захотелось доставить малышу удовольствие; его огромные глазищи источали томление неудовлетворенности, но он терпел, предоставляя инициативу мне.

Я прильнул к пухлым губам, одновременно задирая на нем майку и поглаживая стройное тело, вдыхая уже знакомый навязчивый запах. На этот раз парень не остался в долгу и вернул мне поцелуй с такой страстью, что, памятуя о его вчерашней холодности, я опешил. Он вцепился в мои плечи ручонками и прижался ко мне, выгнувшись и постанывая. Потом прошептал, жарко щекоча мне ухо:

— Пососи мне, пожалуйста.

Я уложил мальчишку ничком, а сам устроился меж длинных ног, предварительно стянув с него брюки. Он аж задрожал, почувствовав членом мой рот, — видимо, он не был так пассивен, как хотелось думать его хозяину. Схватив меня за волосы, парень отказывался дать мне передышку, пока его сладковатая сперма не потекла вниз по моей глотке.

Я взял его сейчас же, едва успев расстегнуть ширинку и натянуть презик.

Он стонал громко и несдержанно, оглашая своими криками рощу, тем самым доставляя мне особое удовольствие. Я был потрясен, не узнавая вчерашнего тусклого, вялого тела под собой. Не сдерживаемый более никакими обязательствами, парень предавался наслаждению с жадностью изголодавшейся собаки. Он извивался и подпрыгивал на моем члене, пытаясь насадить себя как можно глубже, взвизгивая разочарованно, если я вытаскивал на секунду, меняя позицию.

Я не помню, сколько раз кончил, отдавшись животной страсти. Мы вымотали друг друга настолько, что повалились на сухую землю и задремали. Скомканная подстилка давно валялась отдельно от нашей огненной парочки. Треск цикад служил нам прекрасной колыбельной.

Я, естественно, очнулся первым и легонько поцеловал голенькое тельце в своих объятиях. Оранжевый солнечный диск висел уже совсем низко, а южные сумерки так стремительны.

Прощаясь, парень попытался всучить мне пачку денег.

— Да ты что, оборзел, что ли?!

— Ну пожалуйста, не обижайся, у меня их навалом, а тебе пригодятся.

Я послал его ко всем чертям.

«Где же ты, мой Пьер? — думал я, похрустывая авиабилетом в кармане. — Я уже сыт по горло этими греческими каникулами».

Кстати, а ведь я так и не спросил, как его зовут…

--">