Валерия Вербинина - Черный нарцисс

плешивый. Внешность обыкновенная, если не сказать обыденная. Зато глаза вмиг выделяют его из толпы – веселые, живые, располагающие к себе. Настолько, что сразу же забываются и низкий рост, и два подбородка, и сияющая лысина на макушке.

– Коля? – неуверенно спросила она.

Бывший одноклассник Коля Лапин всплеснул руками. Объявил, что наверняка разбогатеет, раз она сразу его не признала, и поклялся, что узнал ее моментально, едва она вошла в компьютерный салон.

– Значит, не быть мне богатой, – улыбнулась Виктория, пожимая плечами.

Коля сделал большие глаза и тотчас же вскричал, что приметы – зло и доверять им ни в коем случае нельзя. Он трещал и сыпал словами. Ощупывал Викторию взглядом с головы до ног и обратно. Заметил, что она осталась такой же, как и прежде, и вслед за этим поведал, что она чертовски похорошела. Спросил, как ее дела, и, не дожидаясь ответа, принялся рассказывать о своих. Он жаловался на кризис, на произвол рекламщиков и на то, что хороших журналистов никто не ценит. Произнес тысячу слов, которые ровным счетом ничего не значили, и десять тысяч, которые значили еще меньше. Между делом выяснилось, что у него новая квартира в престижном районе, купленная совсем недавно, и что бывшая жена замучила его с алиментами, которые он по неизвестной причине не желает ей платить.

– А ты пишешь? Это здорово! Я видел твои книжки, но ни одной не читал, честное слово! Надо бы мне исправиться, конечно. – Он хохотнул. – Только вот не любитель я дамских детективов, увы! Не твоя целевая аудитория. – Тут он оживился. – Слушай, а может, пообедаем вместе? Или поужинаем? Тебе нравится японская кухня? Я тут знаю один ресторанчик – пальчики оближешь!

Но Виктория не хотела ни обедать, ни ужинать. И даже предложение взять у нее интервью для журнала не вызвало у нее должного отклика. Не то чтобы Виктория была равнодушна к славе и тому, что принято называть пиаром – просто она отлично знала журнал, в котором работал Коля, и понимала, что ни один писатель не появится на его страницах до второго пришествия (а уж после него – тем более). Это было модное глянцевое издание, посвященное тому стилю жизни, который многие именуют гламуром, но который Виктория называла хламуром. Люди всегда интересовали ее сами по себе, вне зависимости от того, какие украшения они носили и какие тусовки посещали, и она никогда не забывала, что все эти бриллианты, модные вечеринки, лейбломания – лишь мишура, игрушки для взрослых. И когда брошенная бизнес-леди плачет ночью в подушку, ее слезы ничем не отличаются от слез любой другой женщины, которую разлюбили.

– Ты видела Сергея? – спросил Коля.

Нет, она его не видела. Впрочем, она слышала, что у него все хорошо, да так, что лучше просто быть не может.

– Ну, это с какой стороны поглядеть, – весьма двусмысленно отозвался журналист. – Хотя да, он сейчас о-го-го как высоко взлетел. А Диму помнишь? Я тут недавно узнал, что он в монахи ушел, представляешь? Это он-то! А про Леню Решетова слышала? Допился до чертиков, говорят, и бросился под поезд. – Он вздохнул. – А ведь какая светлая голова была! Я у него, помню, всегда математику списывал.

Виктория молчала, глядя на витрину. Почему-то все эти подробности о ее бывших одноклассниках вызывали у нее только одно желание – уйти. Уйти и никогда больше не встречаться ни со словоохотливым журналистом, ни с другими учениками из их класса.

– Ты что-то хотела купить? – спросил Коля, заметив ее взгляд.

Она собиралась выбрать новую клавиатуру, но журналист и тут не пожелал ее оставить. Он проследовал за ней к прилавку, громогласно обличил все имеющиеся в наличии модели, мимоходом дал понять продавцу, что цены завышены несусветно, а хозяин магазина – жулик и ничтожество.

– Я бы на твоем месте не брал эту дрянь, – два или три раза повторил он Виктории.

– Мне нужна самая обычная клавиатура, – сдержанно ответила она. – Только и всего.

Прежде чем попрощаться, Коля таки заставил ее сказать номер своего сотового, занес его в память телефона и пообещал, что обязательно ей позвонит. Они еще встретятся и вспомнят старые добрые времена.

– Все-таки столько лет жизни вместе провели! – жизнерадостно говорил он. – Большинство браков такое время не держится! Что ни говори, а одиннадцать лет – не шутка!

– Десять, – поправила его Виктория. – Как раз когда мы учились, произошел переход с десятилетки на одиннадцать классов. Помнишь, перевели нас сразу на два класса --">