Эмма Скотт - Среди тысячи слов

свечи. Одна в темноте Маленький Огонек прижалась к фитилю и выжила.

– Кажется, мне не нравится эта история, – сказала я, натягивая одеяло до самого подбородка, – мне не нравится быть одной в темноте.

– Маленький Огонек тоже была напугана. Но она смогла снова стать высокой и засиять.

– Одна? Она вечность находилась в темноте одна?

– Не вечность. Но достаточно долго.

– Достаточно долго для чего?

– Чтобы понять, что, может, она и была одним из множества огоньков, но в ней жило свое собственное пламя.

– Не понимаю. Она же была счастливее с другими огоньками.

– Да. Но среди них она не видела саму себя и не знала, как ярко горела. Ей пришлось попасть во тьму, чтобы увидеть свое собственное сияние.

Я нахмурилась. Искра понимания коснулась разума восьмилетней девочки.

Бабушка положила ладонь на мою щеку. Ее рука была сильной. Она еще не начала увядать под гнетом рака, который заберет ее год спустя.

– Однажды, Уиллоу, ты тоже можешь оказаться в темноте. Надеюсь, что такой день никогда не наступит. И если все же он придет, сначала тебе будет страшно. Но ты увидишь свое собственное яркое свечение. Свою собственную силу. И ты засияешь.

Я просила бабушку рассказать историю Маленького Огонька много раз. Она сказала, что это ирландская народная притча из ее детства. Годы спустя я пыталась найти ее в библиотеке. Я брала книгу за книгой кельтских легенд и преданий, но так и не смогла найти историю Маленького Огонька.

Вместо этого меня нашла тьма.

Через две недели после моего семнадцатилетия.

Фотография на мобильном, которую я вообще не должна была отправлять. Вечеринка в моем доме. Танец с парнем. Что-то, подмешанное в напиток.

Тьма была густой и удушающей, когда он, Ксавьер Уилкинсон, превратил мою собственную кровать в тюрьму. Немилосердный рот прижимался к моему, мешая дышать. Рука на горле. Меня придавливало его весом. Душило. Гасило.

«Одна в темноте Маленький Огонек прижалась к фитилю и выжила».

Я тоже держалась. Утром мой разум помнил только обрывки, в то время как душа помнила все. Я открыла глаза, и даже в ярком обжигающем солнечном свете я была в темноте. Все равно что чувствовать себя одинокой в переполненной людьми комнате. Чужой в новом городе. Навсегда отдельно, отбившейся от всего, кем я была и кем надеялась стать.

Я не видела света. Ни день спустя. Ни неделю. Недели накопились и стали месяцами.

Может, и никогда не увижу.

* * *

– Мы переезжаем, – объявил отец, разделывая мясо с кровью со спинной части говяжьей туши. Пюре в его тарелке порозовело от крови.

– Переезжаем? – спросила я, отталкивая свою тарелку.

– Да, в Индиану, – ответила мама.

Ее напряженный и гневный тон подсказал мне, что ей очень не нравится идея переезда из Нью-Йорка. Мне бы тоже стоило злиться. Нормальная девушка была бы в ярости. Нельзя переезжать в декабре посреди двенадцатого класса старшей школы^[1]. Нельзя оставлять друзей, которых знаешь двенадцать лет, как и все, что знаешь.

Я не была нормальной.

– Почему туда? – спросила я. Почему не в Индию, или Тимбукту, или на чертову Луну? Мне было совершенно все равно.

Родители обменялись взглядами, прежде чем мама ответила:

– Твоего отца перевели в другой город.

– Мистер Уилкинсон хочет, чтобы я возглавил среднезападные операции Wexx. Они хотят, чтобы я разобрался с некоторыми беспардонными владельцами франшизы. Реорганизовал и обновил. Это очень прибыльное повышение…

Его слова поблекли, когда имя ударило по мне фантомной болью прямо в грудь. Бурный поток слов – больше, чем я произнесла за месяц, – вырвался из меня ручьем иррациональной ярости.

– О, правда? Мистер Уилкинсон решил, что тебе стоит взять и уехать из города? Просто так? Перед Рождеством?

Мама прикрыла глаза унизанной кольцами рукой.

– Уиллоу…

– И конечно же, ты сказал «да», – продолжила я. – Не задавая вопросов, – я насмешливо отсалютовала ему. – Да, сэр, мистер Уилкинсон, сэр.

– Он мой босс, – ответил папа, его голос стал жестче – первый признак того, что короткий фитиль подожжен. – Это благодаря ему у тебя на столе еда, а над головой крыша. Не имеет значения, где эта крыша. – Он взглянул на маму. – Вы должны быть благодарны.

– Благодарны, – фыркнула я.

– С каких пор ты так ненавидишь мистера Уилкинсона? – требовательно спросил отец. – Что он тебе такого --">