(ComradFelix) - Реквием (СИ)

порой несчастную жизнь, но всё-таки это была жизнь. Теперь же оказывается, что всё это были лишь мои галлюцинации, сон, бредни! И та последняя поездка в автобусе, найденный Семён…

Железная дверь снова отворилась и в палату зашёл невысокий пожилой человек в белом халате и в очках с чёрной оправой. Он внимательно посмотрел на нас и добро улыбнувшись, заговорил с нескрываемым еврейским акцентом.

— Дорогой товарищ, давайте-ка не будем мешать молодой девушке отдыхать, — он взял непонимающего ничего отца под руку. — Ей таки нужен отдых. Знаете, моя мама говаривала, что после болезни больше всего раздражают родственники.

— Но, — отец смотрел на меня испуганным взглядом.

— Она жутко не любила мандарины, — человек всё дальше уводил его. — И когда мы с моим братом Яковом таки приходили к ней, она прикладывала руку ко лбу и говорила: «Почему больная женщина не может побыть в покое».

Голоса их удалились за дверью, а я вновь осталась наедине с скрипящей лампой под потолком и холодными белыми стенами. Больше всего мне хотелось наглотаться таблеток, которые стояли на небольшой тумбочке слева, но даже этого была сделать не в состоянии.

Теперь я была просто ненужной, не знала, что мне делать дальше. Как снова начать жить, если всё уже потеряно? Я закрыла глаза и попыталась уснуть, но вместо этого лишь погружалась в воспоминания о прежней жизни.

Через пару минут мой покой снова нарушил скрип открывающейся двери. В палату вошла высокая молодая девушка, лицо её было невыразительное и серенькое, потому она старалась как можно сильнее подчеркнуть его косметикой, отчего макияж её выглядел пугающе.

Она несла с собой железный поднос с тарелкой макарон по-флотски и стакан с чаем. Не уверена, что хотела есть, но была убеждена, что углеводы сейчас не повредят. Девушка поставила поднос на стол и села напротив, нацепив на лицо раздражающую улыбку.

Гремя алюминиевой вилкой, я поглощала принесённую девушкой пищу, она же продолжала молчать и улыбаться. Такое поведение начинало пугать, но я старалась не обращать на это внимание.

Когда я закончила с едой, она наконец соизволила представиться. Хоть мне это было и не нужно, но раз уж тут так принято.

— Здравствуй, солнце, — раздался певучий голос. — Меня Мария Георгиевна зовут, но ты зови меня Машей.

— Лена, — сухо ответила я и снова улеглась на подушку.

— Идём, тебе нужно погулять, подышать свежим воздухом.

— Это обязательно? — Спросила я безучастно.

— Конечно, обязательно, — девушка подошла к зеркалу и поправила причёску.

Я с трудом поднялась с кушетки и неуверенными шагами, зашлёпала босыми ногами прямиком к зеркалу. Когда же мне удалось до него добраться, я отшатнулась, не узнав себя в отражении: бледная кожа, которая разве что не просвечивала, впалые глаза, потрескавшиеся губы и растрёпанные волосы.

— Да, красивая ты, красивая, — было неясно, то ли девушка злорадствует, то ли пытается подбодрить.

Отойдя от зеркала, я медленно поплелась за медсестрой, которая всё с такой же глупой улыбкой приглашала меня в открытую железную дверь, выводившую в коридор.

***

Темнота здешних коридоров обхватила меня в свои объятия, ужасная палитра запахов мешала дышать, а гулкое эхо шагов моей проводницы и вечные непрекращающееся ни на минуту: мычания, стоны, смех вперемешку с неразборчивыми песнями и невнятными разговорами.

Девушка шла впереди и не переставала улыбаться, будто для неё всё вокруг было не просто привычным, но даже забавным. Навстречу нам везли каталку на которой сидел молодой мужчина, на вид ему было лет двадцать, его стеклянный взгляд поднялся на меня, он схватился за бритую голову и скорчил жуткую гримасу, вытащив язык и медленно проговорил:

— Я вас не боюсь, не боюсь!

Совсем скоро он и два врача в масках скрылись в темноте, я же продолжала следовать за Марией. Серые стены вокруг словно постоянно сжимались и казалось, что они вот-вот раздавят тебя, а ты не сможешь убежать.

От резкого крика из ближайшей ко мне палаты, я вздрогнула и отшатнулась от стены. Девушка, шедшая впереди лишь едва слышно усмехнулась и продолжила вести меня по тёмным коридорам.