Иоанна Хмелевская - Смерть пиявкам!

Способный малый! Оба подписались, и, по сути, это единственный правильно оформленный протокол в этом деле.

— Так они видели этого негодяя?

— Видели, причем оба. Оба сидели дома и занимались понятно чем, а тут вдруг с лестничной площадки донеслось какое-то шебуршание. Девица из любопытных, кинулась в глазок смотреть, а потом и кавалера позвала, чтобы спросить, кто это у соседской квартиры, которая вроде бы пустует, топчется. И действительно, у соседской двери возился человек, да еще все оглядывался, словно проверяя, не идет ли кто.

— Так это был Хлюпанек? (Деревянный голос принадлежал Вежбицкому.)

— Собственной персоной. И еще один важный факт. Только вчера выяснилось, что нашелся свидетель из телецентра. Некий командировочный из Гданьска приехал на один день, и вот он-то сказал очень важную вещь.

Тут я остановила пленку, вспомнив, какое впечатление произвели на меня тогда слова Гурского. И не только на меня: Магда, сидевшая рядом, словно окаменела. А я сразу догадалась, что этот командировочный из Гданьска — не кто иной, как ее десперадо, и наверняка вовсе не в командировку он в тот день приезжал, а к ней. Сейчас Гурский что-нибудь ляпнет, а Островский сразу все поймет.

— Ну! — подогнала меня Лялька.

И я снова запустила кассету.

— …Так вот, этот приезжий когда-то устанавливал видеокамеры наблюдения по всему телецентру. Он показал камеру, про которую мало кто знал. И камера зафиксировала, как Заморский входит в телецентр в обществе некоего мужчины, и совершенно ясно, что пришли они вместе. Дата и время на записи имеются, не придраться…

Новость эта произвела настоящий фурор, поднялся шум, каждый рвался что-то сказать. Островский кричал, что любое видеоизображение на компьютере можно увеличить и сделать более четким. Петрик предлагал пообщаться с охраной и как следует поприжать какого-то Тырчика. Я пыталась добиться ответа на свое настырное «И что?». Вежбицкий добивался того же самого. Наконец снова дали слово Гурскому.

— И вот это было уже конкретным фактом. Ведь совсем другое дело, когда знаешь, кого ищешь. Теперь у меня есть хотя бы основания нажать на свидетелей из Буско, потребовать результатов от краковских сыщиков…

Я опять выключила магнитофон.

— Дальше идет запись телефонного разговора с Мартусей.

— Включай!

— Мартуся, скажи, в той забегаловке, «Альгамбре» или как ее там, не сидел случайно какой-нибудь художник?

— Трафик тебя не устроит?

— Устроит. Сидел?

— Сидел. Лицом к выходу. И даже не очень пьяный. А забегаловка называется «Алхимия». А что?

— Фамилия, имя, адрес!

Адреса художника-графика Мартуся не знала, но Гурский знаком показал мне, что и так найдет.

— Ладно, Мартуся. Потом обо всем расскажу. А сейчас нет времени: гонимся за убийцей.

— Очень хорошо, — похвалила Лялька — Так это точно был папочка?

— У него в доме нашли и пушку, и штык. Это самые свежие сведения, прямо сегодняшние утренние. Звонил Гурский, чтобы порадовать меня, а пленки прислал на служебной машине. Ага, и те кассеты с фильмами, которые обнаружили у папочки. Кроме всего прочего, этот тип просто кретин, не выбросил их, хотя даже жена что-то там вякала, но он несокрушимо верил в себя.

— У тебя несколько этих записей?

Да, набралось. От Гурского, Дышинского, пана Язьгелло, Маевской…

Лялька не сводила с меня глаз.

— Слушай, дай мне их все! На время, конечно. Для Эвы, пусть послушает. Иначе мне придется самой все это пересказывать, а я не сумею. Я тебе их обязательно верну, Марсель с Каськой сделают копии, и я тут же отправлю срочной почтой.

— А на кой ей эти копии? Что, наслаждаться ими будет? Теперь она может спокойно вернуться на родину и продолжать писать, а я еще почитаю ее книги.

Лялька покрутила пальцем у виска:

— Спятила? Ведь начнется суд, допросы…

— Она имеет право отказаться от дачи показаний.

— Ну и что? Увидишь, его еще признают невменяемым и выпустят на свободу. Понятно же, что он чокнутый. Знаешь, когда Эва мне о нем рассказывала, я не всему верила, думала, преувеличивает, а теперь вижу — все правда. Сама посуди: все отпечатки пальцев стер, а пистолет и штык держал дома да еще булаву крестнику подсунул!

— Должно быть, надеялся, что это самое безопасное место, куда полиция сроду не сунется, а пани Петер не скоро найдет орудие преступления. За это время у нее перебывает прорва народа, так что она --">