Марина Анатольевна Кистяева - Сердце офицера

крайней мере, хотелось в это верить.

Он подбежал к машине и осветил её всю. Возгорания быть не должно. Но опять мало ли. Поэтому действовать надо быстро. Петр посветил повторно, направив луч к водительскому сиденью. Пусто.

В груди у новоиспеченного генерала кольнуло. Может, пронесло, и машина пустовала? Мало ли куда запропастились хозяева. Машину могли и кинуть, тогда понятно, почему она стояла хрен пойми где.

– Товарищ генерал, тут они…

Голос Сереги быстро обломал.

– Видишь кого?

– Женщину – точно, дальше не могу рассмотреть.

– Дверь дергай.

– Сейчас.

Пока Громов обходил знатно помятую «Ладу», Сергей умудрился со стонами и матом распахнуть покореженную дверь. На самом деле им всем повезло. Если бы машину перевернуло на крышу, было бы намного хуже. Тут оставался шанс, что они вытащат пострадавших. Сейчас главное убедиться, что никто сильно не пострадал.

И все живы.

Громов сильнее сжал зубы. Только трупов ему не хватало сейчас…

Конечно, все решаемо. Это понятно.

Но не хотелось бы.

Дверь открыли.

– Девушка.

– Вижу.

На заднем диване спиной к ним, завалившись, лежала девушка. Светлые волосы свисали на пол.

Глухой стон известил о том, что она живая.

– Так, лейтенант, свети, я постараюсь её достать.

Громов поставил ногу на днище, просунул голову внутрь, мазнул взглядом по салону, прикидывая, как лучше взять девушку на руки, чтобы не навредить ей сильнее. Не исключено, что она переломана… Удар всё-таки сильным был. Девушка явно не была пристегнута.

Черт, что она делала на заднем сиденье? Спала?

Злость ещё сильнее колыхнулась в груди Громова. Он ненавидел женскую глупость и излишнее самомнение. «Я сама… я могу». Что, млять, вы все там можете, а? Он был шовинистом и не скрывал своих взглядов. Когда девушка заявляла о своей самостоятельности, Петр иронично кривил губы и спрашивал: что она будет делать, когда попадет в аварию, когда на неё наедут дэпээсники, или когда ночью к ней в квартиру залезет незнакомец в балаклаве? Сначала все гордо вскидывали подбородки кверху и начинали пылить: то сделаю, это. Через три-четыре минуты на последующие вопросы сдувались. Говорили тише, в голосе сквозила неуверенность. Многие пытались дальнейшее перевести в шутку.

Скорее всего, у этой блондинистой дамочки заглохла машина. Или затарахтела, и она свернула на обочину. Эта причина ещё была немного адекватной, а остальные…

И опять же! Машина старая – по салону понятно. Куда поперлась девица из города на ночь глядя? Наверняка ещё и машину не осмотрела!

Зла не хватает.

– Петр Михайлович, что там? Живая?

– И, кажется, целая, – недружелюбно огрызнулся Петр, беря девушку за талию.

Потянул её на себя, переворачивая, и в этот момент салон оглушил детский плач.

Глава 2

– Это что… ребенок? Да? Ребенок?

Панические нотки Сереги подбавили жара в огонь.

Громов и сам понял, что плач принадлежит не просто ребенку! А младенцу…

Проклятье!

Волны раздражения, злости и ещё чего-то абсолютно дикого захлестнули мужчину! Активировались древние глубинные инстинкты, которые заставляли каждого взрослого человека чувствовать ответственность перед потомством, перед маленькими, беспомощными людьми, чьи жизни напрямую зависят от тебя. Петра заколотило, алкоголь стремительно начал испаряться из крови.

Детей генерал любил. Всегда относился к ним с теплотой и внимательностью, точно зная, что однажды по его большому дому будут бегать несколько пар маленьких ножек.

Внутри скрутило с новой силой, в висках жестко запульсировало.

– Серега! Сука, давай сюда свети!

Громов перевернул девушку набок, та снова слабо застонала. Как вариант, приходит в себя. Петр отметил это мимолетом. Он полностью сосредоточился на том, чтобы найти ребенка.

Перевернутое детское кресло обнаружилось на полу. Мужчина развернулся таким образом, что в мажущих мглой ливневых сумерках и в темноте салона его нельзя было сразу увидеть. С бешено колотящимся сердцем Петр поднял кресло, молясь, чтобы ребенок был хотя бы пристегнут. Если же так не случится и малец окажется поломанным, Громов сам поломает мамашу-дуру!

– Петр Михайлович, что там…

Громов, взяв кресло в руки, с облегчением заметил, что ребенок всё же пристегнут.

Маленький…

Черт, сколько ему? Год? Полтора?

Малыш кричал то ли от боли, то ли от испуга.

Громов осторожно подался назад, полностью сконцентрировавшись на ребенке.

– Так, Серег, держи --">