Алиса Гордеева - До первого снега

Марио, — отмахивается от него Пабло, сильнее прижимая меня к себе. — Ещё даже десяти нет. Успеете!

— Я не с тобой говорю, — шипит брат, а потом с уставшим видом смотрит на меня: — Рита, поехали!

— Марио, ты глухой? Не мешай! — огрызаюсь в ответ. — Я никуда не поеду.

— Слушай, — нудит тот, — мне тоже не в кайф твоим извозчиком подрабатывать, но мать сказала, что это срочно. Так что хватит спорить, поехали!

— Эй, ты чего заладил? — от нежности Пабло не остаётся и следа. Чувствую, как он напрягается всем телом, готовый загрызть любого, кто посмеет нам помешать — Мать чья? Твоя! Вот и поезжай. Не мельтеши перед глазами.

— Рита! — не отступает Марио, чем начинает изрядно подбешивать. — У твоего отца проблемы. Большие. Прошу, поехали!

За окном спорткара Марио мелькают огни ночного города. Брат сосредоточенно смотрит на дорогу, продолжая игнорировать мои вопросы.

— Мне начинает казаться, что ты всё выдумал!

Я зла! До безумия зла на этого зануду, что молчит в ответ, а ещё на отца, который умудрился испортить мой вечер.

— Я же сказал, что не знаю подробностей. Лусия позвонила, просила приехать.

— Хватит, Марио, я это уже миллион раз слышала! Ты, как заезженная пластинка, крутишь одно и то же. Ради чего ты утащил меня с вечеринки? Давай, напряги мозги и выдави из себя что-то новое!

— Избалованная эгоистка, — выплёвывает зануда. — Достаточно ново для тебя?

— Идиот! — бросаю в ответ и отворачиваюсь к окну. Со званием брата я точно погорячилась!

— Почему ворота открыты? — вскрикиваю, стоит автомобилю заехать на территорию резиденции семьи Морено. — И что там за сияние?

Тыкаю пальчиком в сторону парковки, что укрыта от чужих глаз пышной изгородью из цветущего олеандра. Яркие всполохи света, мигая, безжалостно разрезают ночное небо, намекая, что больше ничего в нашей жизни не будет, как прежде.

Безрассудно хватаю Марио за руку, стоит нам ступить на парковку возле дома. Мне страшно. Нет, не так. Меня пожирает дикий безотчётный ужас, подкреплённый полнейшей неизвестностью и тремя полицейскими машинами, с равнодушно переливающимися огнями на крышах.

— Что случилось? — дёргаю Марио, добиваясь ответа, но тот, ничего не говоря, тянет меня к дому.

— Марио, что с отцом? — истерично кричу. Его тупое молчание только усиливает мой страх.

— Сейчас узнаем, — бормочет он, слегка ускоряя шаг.

Дверь в дом распахнута настежь. На пороге замечаю двух полицейских, ведущих непринуждённую беседу. Их лица ничего не выражают, кроме полнейшего безразличия к происходящему. Всё верно: переживать должны мы, для них же сегодняшний вечер ничем не отличается от остальных.

— Что здесь происходит? — бегу к ним, бросив Марио позади. — Что с папой?

— Сеньорита Морено? — уточняет один из них, поправляя ремень под свисающим пузом.

— Да, это я! Объяснит мне кто-нибудь, что случилось? — скольжу взглядом по равнодушным лицам полицейских, всё сильнее погружаясь в отчаяние: они явно не горят желанием прояснять ситуацию. — С папой всё хорошо? Он жив? Господи, да почему же вы молчите?

— Ваш отец жив, не волнуйтесь, — говорит второй, более поджарый, но не менее безразличный к происходящему страж порядка.

Вижу, что он готов сказать мне что-то ещё, но не успевает. В глубине дома раздаются чьи-то голоса и беспорядочные шаги, будто там, внутри, целая толпа народа, в панике пытается покинуть здание. Перевожу взгляд за спины полицейских и невольно зажимаю рукой рот.

— Папа! — мой истошный визг оглушает, но кроме отца, согнутого в три погибели, с руками неестественно отведёнными за спину и заключёнными в наручники, никто не обращает на меня внимания.

Срываюсь с места, чтобы подбежать к нему, узнать, что произошло, расцарапать физиономии полицейских, что словно опасного преступника, толпой окружают моего отца. Но те, двое на входе, моментально реагируют, заключая меня в кольцо своих бездушных лап.

— Отпустите! Как вы смеете! Не трогайте меня! — неистово бьюсь в их руках, не оставляя попыток прорваться к отцу. — Это какое-то недоразумение! Папа ни в чём не виноват! Отпустите его!

— Ну-ну, — хмыкает тот, что с пузом. — Разберёмся!

— Вы бы сначала разобрались, а потом врывались в дом к порядочным людям! — скалюсь зарёванным лицом в его сторону, пока отца под конвоем подводят все ближе и ближе.

Встречаюсь взглядом с родными, любимыми, самыми добрыми и отзывчивыми глазами --">