Маргарита Дюжева - Я тебя верну

Только почему-то сейчас, глядя в темные глаза, хочется как в детстве, упасть на кровать, уткнуться носом в подушку и выть.

— Возможно, — жму плечами.

— Не скромничай, — очередная холодная улыбка, за которой стелется тьма, — Ты же любишь все за всех решать.

Это удар ниже пояса. Он это знает.

Я не успеваю ответить.

Раздается звук отпираемой двери, и в квартиру входит Ольга. Как всегда, одета по последнему писку моды. Прическа — волосинка к волосинке. Свежий макияж, такой, что его не видно, но он есть. Шлейф цветочных духов, с нотками горечи.

— А вот и я! — сообщает она, растягивая губы в радостной улыбке, — ну как вы тут? Чем занимаетесь?

Влад смотрит на меня, нагло вскинув одну бровь. Дескать, давай, скажи сестренке, чем я тут в ее отсутствие балуюсь.

Не боится. Не жалеет.

Я тоже улыбаюсь:

— Да, вот обсуждаем, как будем отмечать мой приезд.

Он опускает взгляд, усмехается, качая головой. Отчетливо слышу его тихие слова, предназначенные только мне:

— Какая же ты…

Не договаривает. Уходит с кухни, а я понимаю, что все это время не дышала.

— Я мигом. Руки только помою, — Ольга бросает сумку на полку и идет в ванну.

Смотрю ей вслед и дрожу, едва удерживая кружку в руках.

Зачем я сюда вернулась?

Я ненавижу свою сестру…И все еще не могу забыть Влада.

Глава 1

— Ясь, улыбнись! — кричит Ольга и щелкает меня на камеру мобильного. Потом смотрит фотку, морщится, — подойдет для коллажа: я и моя сестра-бука.

Я не бука. Я занята подготовкой к диплому, и ужимки нарочито жизнерадостной сестренки не вызывают у меня ничего кроме зубного скрежета.

Так вышло, что она у нас шумная и легкая, а мне досталась роль «умной сестры». Она учится на дизайнера и шьет красивые платьишки, я — экономист, перемножающий в уме трёхзначные числа. Она любит знойное лето, я — осень, с ее туманами и проливными дождями. Она красивая брюнетка, а я… Ладно, я тоже красивая брюнетка. В этом мы с ней похожи.

Ольга младше меня на три года, и мы с ей единокровные сестры. Отец быстро утешился после смерти матери и привел в дом новую женщину, но я его не виню. Мачеха оказалась мировой теткой и всегда относилась ко мне как к родной.

Мы выходим из библиотеки. Я со стопкой методичек, Ольга — надувая пузыри из жвачки.

— Кстати, отец до тебя не смог дозвониться, — внезапно сообщает она.

— Я видела. Просто не могла ответить. Что-то случилось?

— Наверное. Не знаю. Сказал быть к ужину в семь.

Если отец велел явиться к семи, значит, на то есть веские причины. Я прикидываю, какие у меня планы на вечер и можно ли от них отказаться. Мы хотели с Марком сходить в кино, но придется отложить поход до лучших времен. Я без колебаний и лишних реверансов отправляю ему сообщение «Извини. Давай в другой раз». Для меня проблемы выбора не существует. Семейный ужин важнее.

Ольга, наоборот, ворчит, жалуется на родительскую тиранию, мешающую ей беззаботно наслаждаться молодостью:

— Меня, между прочим, на день рождения пригласили!

— Поздравляю.

Я неуклюжа. Стоит отвлечься на трескотню сестры, как цепляюсь каблуком за ступеньку и лечу вниз, нелепо размахивая сумкой, как чайка подбитым крылом. Мимо проносится вся жизнь — лестница высокая, крутая, по краю каждой ступени идет металлическая кромка. Ладно если нос разобью — его и подправить можно, главное шею не свернуть.

— Ярослава! — истошно кричит сестра у меня за спиной.

Мне от ее воплей ни горячо, ни холодно. Я жмурюсь от ужаса и представляю, как с размаху впечатываюсь в стену и стекаю по ней некрасивым красным пятном.

…Я действительно врезаюсь, но не в стену, а в чью-то твердую, словно камень грудь. Ноги совсем не держат, поэтому цепляюсь за мягкий кашемир свитера.

— Простите.

— Не извиняйся, детка. Я привык, что на меня девушки вешаются.

Это кто это у нас тут такой самоуверенный?

Он гораздо выше, даже не смотря на мои каблуки, поэтому приходится запрокинуть голову, чтобы увидеть его лицо.

Аж мурашки по коже…

Классические черты, волевой подбородок, прямой нос, глаза цвета выдержанного коньяка. Ему чертовски идет легкая небритость и ямочки на щеках, когда улыбается. И улыбка ему идет. И он это прекрасно знает.

— Да-да, знаю, — словно в подтверждение моих мыслей, — Я охрененный. Можешь, любоваться. Разрешаю.