Амо Джонс - Сломанная марионетка

руки и вонзает его прямо между глаз Лукана. Кровь брызжет на меня, привкус меди перебивает все вкусовые рецепторы во рту.

Брэнтли кричит, вены выступают на его шее, глаза почти вылезают из орбит. В нем есть гнев; я была права. У него такой же гнев, как и у меня, если не больше, потому что Лукан был его отцом.

Мое дыхание замедляется, и когда голова Лукана падает набок, — его смерть смердит в воздухе, — я прижимаюсь к Бишопу, моя голова покоится на его плече.

Он обхватывает меня, целует в макушку, пока Брэнтли вытаскивает нож из отца и снова вонзает его в него. И снова. И снова. Я вздрагиваю, уткнувшись лицом в Бишопа. Его запах, просто Бишоп. Единственный звук, который я слышу, — это Брэнтли режет Лукана. Снова и снова.

— Давай, детка, — говорит Бишоп мне в волосы, когда видит, что Брэнтли не собирается останавливаться в ближайшее время.

— Хорошо, — говорит Гектор, и я поворачиваюсь в руках Бишопа, чтобы повернуться к нему лицом, но подальше от Брэнтли, отдающего долг своему жестокому отцу. — Все это прекрасно, но кто-нибудь из вас, ублюдки, хочет рассказать мне, что, бл*дь, происходит и почему моя правая рука мертва? Брэнтли, слышишь? Он мертв, так что можешь прекратить это сейчас же. — Гектор делает паузу, глядя на беспорядок, который создал Брэнтли, а затем пожимает плечами, как будто видит такое дерьмо каждый день. Возможно, так оно и есть. На самом деле, все они выглядят не обеспокоенными этим.

Бишоп прижимает меня к себе.

— Лукан насиловал Мэдисон, когда она была маленькой девочкой.

Гектор посасывает сигару; но только там, под поверхностью, я вижу, что это его немного злит, и это меня удивляет, потому что он — Гектор Хейс. Я бы не подумала, что что-то подобное может его беспокоить. Должно быть, он ловит мое внимание к нему, потому что начинает смеяться.

— Не принимай это близко к сердцу, сладкая. Лично мне ты не нравишься по многим причинам. — Мужчина смотрит на своего сына, а затем снова на меня. — Но я не оправдываю изнасилование.

— И... — Бишоп делает паузу, но затем продолжает. — ...и Брэнтли.

Звук удара ножом прекращается; теперь это всхлипывание. Не тихие всхлипывания, а ужасные, и я поворачиваюсь в объятиях Бишопа, наконец-то собравшись с силами, чтобы посмотреть на Брэнтли.

Он обхватывает руками колени и качается рядом с тем, что осталось от Лукана. Кровь капает с его волос, лица и рук, но он просто качается, громко всхлипывая.

— Я не хотел. Почему? Почему ты заставлял меня делать это? Все это время... — Он качает головой. Мое сердце сжимается. Я медленно начинаю идти к нему, когда Бишоп хватает меня за руку.

Поворачиваюсь к парню лицом, и он качает головой.

— Не надо.

— Что значит «не надо»? Неудивительно, что он ненавидит меня, Бишоп, — шепчу я, ища взгляд Бишопа. — Ему нужно было кого-то обвинить, и он обвинил меня в том, что его отец заставил нас сделать в тот день. Он винил меня, потому что, если бы меня не было, этого бы не случилось.

Бишоп качает головой.

— Нет, детка. — Но потом его взгляд переходит на мое плечо.

— Тридцать семь, — шепчет Брэнтли у меня за спиной, и я быстро поворачиваюсь к нему лицом. — Тридцать семь молодых девушек.

Что? Хочу спросить, но не спрашиваю, боясь, что он может на меня наброситься. Вместо этого я молчу, надеясь, что он скажет больше, что он и делает.

Брэнтли смотрит на меня, фары машины освещают его лицо теперь, когда он поравнялся с ней. Кровь окрашивает его лицо и одежду, нож зажат в руке. Парень бросает нож, и тот падает рядом с ногами Бишопа.

— Ты права, — начинает он, обходя стороной растерзанный труп на земле. — Я ненавидел тебя. Я никогда не понимал, почему ты вернулась. Когда мы были детьми, на моем дне рождения, я ненавидел всех детей, не только тебя, но мой отец уже начал говорить о том, что он собирается заставить нас делать вместе. — Он делает паузу. — Когда ты появилась в Риверсайд, я сначала не знал, помнишь ты меня или нет. Сначала я думал, что ты помнишь, и ты... не знаю... связалась с нами, чтобы отомстить за то, что сделал Лукан. — Черт, в этом есть большой смысл. — Но также... — Он достает пачку сигарет и кладет одну в рот, прикуривая. — ...ты была моей первой. Так что ненависть к тебе была и от этого. Я не связал Сильвер с Серебряным Лебедем, а надо было бы. Я идиот, что не установил эту связь. Просто решил, что это из-за твоих глаз. Сейчас они мутно-зеленые, но когда ты была ребенком, они были серебряными.

Я киваю, потому что так оно --">