Лариса Шубникова - Знак даосов

посмотрела на свое творение, что было безнадежно испорчено мокрым снегом, и залилась слезами. Игорь сморщился, понимая, что утешить козявку нечем, да и не умел он утирать слезы девчонкам. Пожалуй, и сам не понял, для чего ввязался во все это.

- Не реви, – она его даже не слышала. – Поздно уже. Забудь.

Маленькая шмыгнула носом, слёзы прекратила, а потом посмотрела на Игоря. Глаза огромные, синего оттенка. Тронуло парня то, что смотрела очень серьезно, без слез, но с таким отчаянием, против которого бессилен был бы любой, даже Толя Шенкер, вечный враг Игоря: жестокий, сильный и безжалостный.

- Чего уставилась? – Игорёк по детдомовской привычке не стал проявлять никаких таких сопливых чувств, скрыл свою жалость за грубыми словами.

- Простите, – голосок тоненький, писклявый после слёз. – Меня зовут Нора. А я вас знаю. Мне тётя Аня рассказывала. Вы Игорь Мелехов?

Игорьку осталось только открыть рот. Во-первых его никто еще не величал на «Вы», во-вторых – слухи о нем опережали его самого, в-третьих – слышалось в ее детской речи эдакое профессорское, старомосковское.

Парень вспомнил мать еще до того, как она начала пить. Она учила называть свое имя, прежде чем начинать говорить с незнакомым человеком. А вслед за этим всплыл из глубин памяти стол – большой, круглый – под белой скатертью, а на нем кувшин с букетом крупных ромашек. Но это в другой жизни, в той, где мама еще не утратила человеческого облика.

- А ты Норка-дурка? – Игорь и сам понимал, что глупость спросил, но ….

- Я Нора Штейнер. У меня пятерки по всем предметам, – девочка снова посмотрела на желтый ужас в мокром снегу. – Кроме уроков по технологии.

Следом за этими словами, по-детски хвастливыми, Игорь наблюдал, как лицо маленькой Норы снова плаксиво сморщилось. Он совсем уж собрался уйти, но девчонка заплакала так горько, что Игорь просто не смог.

- Опять? Чего сейчас-то рыдаешь?

- Маме….Что я теперь ей подарю? – Шапочка Норы сползла набок, синий бант поник, как и его хозяйка.

Игорек почесал щеку, подумал, а потом достал браслет и протянул зарёванной Норе.

- Бери. Подаришь.

- Ой… Это мне, да? – Слёзы не то чтобы высохли, но пошли на убыль.

- Тебе. Бери и не реви больше. – Всунул в маленькую детскую ручку дешевую поделку, развернулся и увидел Светку Гладилину.

Та в окружении одноклассников двигалась к школьным воротам. Она прекрасно знала, что ее ждет сам Мелехов, гроза окрестных дворов, с того ее походка стала легче, голос громче, а глаза ярче. Игорь дождался, пока красавица попрощается с приятелями, обнял ее за талию и увел под громкий шепоток и восторженные возгласы всех смотрящих.

Если бы Игорёк не был так сильно увлечен своей спутницей, он бы увидел, как маленькая Нора внимательно наблюдает за ними обоими.

Нора Штейнер не отдала маме браслетик, а спрятала его в обувной коробке, что стояла в ее шкафу. А в качестве подарка нарисовала рисунок – деревья, цветочки и на фоне всего этого детски неопрятного великолепия сама Нора и папа с мамой. Вариант беспроигрышный, верно?

Занятно, что Игорёк того случая не забыл вовсе, и всякий раз приходя к школе встречать свою Светку, замечал Нору. Она – маленькая, тонконогая – непременно здоровалась с ним, но разговорами не докучала и внимания не требовала. Игорю нравилось, как она говорила.

- Здравствуйте.

Нору встречала приятная женщина в возрасте, брала за руку, и уводила. Игорю хотелось думать, что малявку ведут в такое место, где есть большой круглый стол, белая скатерть и кувшин с ромашками.

Так продолжалось до мая. К тому времени Игорю уже успела надоесть своенравная Гладилина, и он уж подумывал о том, как избавиться от местечковой королевы. Собственно, нужно было просто сказать ей об этом и забыть поскорее. Так он и поступил, а чего тянуть?

Хмурым майским днем у ворот школы Мелехов выслушал от Светки все, что она о нем думает, кивнул и ушел. Двигался по тротуару к интернату, разглядывал витрины магазинов – сияющих, нарядных. Заглядывал в окна, подсматривал за чужой жизнью, той, в которой были мамы, папы, дети, а еще и бабушки с дедушками.

Дождь застал его недалеко от приюта, который располагался в одном из старых московских кварталов. Ботинки Игорька «просили каши», а потому он ускорился,

--">