Виктория Валентиновна Мальцева - 15 минут

сама.

Мой взгляд нечаянно падает на его руку, переключающую рычаг паркинга: сквозь кожу на тыльной части ладони просвечиваются тонкие кости и вены. Я ненавижу и их. И его ровные ухоженные ногти.

Когда-то в юности начинающий и весьма одарённый программист Кай Керрфут сгрызал их едва ли не до кутикулы, пока обдумывал алгоритмы для своих программ. Меня это бесило, а он отшучивался, говоря, что без моей помощи не справится с этой мерзкой привычкой. И я всерьёз отдалась своей миссии: чего только не перепробовала — список использованных средств стремился к бесконечности. В итоге, начитавшись советов на форуме для продвинутых мам, купила в русском магазине левомицетиновый спирт и триумфально победила напасть. Всё это было сто лет назад, а теперь эти ногти еженедельно полирует маникюрщик одного из лучших стилистов в Ване, потому что они, эти, мать их, ногти, должны соответствовать всем остальным атрибутам солидности.

Машина выезжает на Корнуолл стрит, и я не выдерживаю:

— Прекрати вести себя так, будто ничего не произошло!

— Как мне себя вести?

— Какого черта мы спокойно едем домой?

— Что мы должны делать?

— Решать вопросы… обсуждать детали развода?

— Мы не будем разводиться.

— И как же, по-твоему, мы будем жить?

— Так же, как жили до этого. Как живут тысячи.

— Заботиться друг о друге?

— Конечно.

— Ты… ты только что переспал с другой женщиной!

И вот он, этот уникальный момент, когда одна единственная фраза способна изменить всё:

— Викки, с ней я на пятнадцать минут, а с тобой — на всю жизнь! У тебя всё есть! Абсолютно всё, чего может желать не самый простой землянин, чего ещё ты хочешь?

И это правда, у меня абсолютно всё есть, кроме одного — счастья.

У любого другого человека в этот момент случился бы приступ бешенства, но только не у меня: я впадаю в ступор. Сижу и оцепенело пялюсь в лобовое стекло. Моему супругу хорошо известны мои коматозные припадки, он их страшится, поэтому очень скоро я слышу его голос:

— Викки! Викки, очнись! Ты в порядке, Виктория? Прошу тебя, ответь что-нибудь! Или я повезу тебя в госпиталь!

— Останови машину.

Это не я произнесла, нет: это робот, на время меня заменяющий. Моя психика научилась проделывать этот трюк с тех самых пор.

— Останови машину! — а вот теперь, кажется, я вернулась. — Останови машину, чёртов ублюдок!

От моего ора закладывает уши даже у меня самой.

— Успокойся! — рявкает в ответ. — В руки себя возьми!

И я беру. Машина съезжает с проспекта на пересекающую улицу, мы паркуемся. Я с остервенением дёргаю за ручку двери, но она не поддаётся — двери заперты центральным замком.

— Пожалуйста, успокойся, — снова его ровный голос. — Объясни, куда ты собралась?

— Подальше отсюда.

— Ответ невнятный. Попробуй ещё раз.

— Я ненавижу тебя.

— Ещё раз.

— Я ненавижу тебя, твою машину и всё, что с тобой связано!

— Ответь на вопрос: куда ты пойдёшь?

— На работу.

— Твои лекции на сегодня окончены. Ещё раз: куда ты собралась?

— Тебя это больше не касается.

— Я твой муж сегодня, завтра и десятки тысяч дней от этой даты. Куда ты пойдёшь?

Мой телефон блинкает сообщением, я крепко его сжимаю, изо всех сил борясь с желанием метнуть в лобовое стекло, а ещё лучше в голову человека, только что назвавшего себя моим мужем. На экране высвечивается имя подруги — Адити. Адити, как всегда, вовремя: хочет уточнить время нашей встречи.

— У меня ужин с Адити. Мы договаривались.

— Покажи, — требует.

— Открой дверь.

— Я выпущу тебя только в руки Адити.

— А я засужу тебя.

— Ты знаешь, что нет. С твоими диагнозами.

— Пошёл ты!

— Я не могу оставить тебя в мегаполисе в таком состоянии, как ты не понимаешь? Кто, если не ты, должен это понимать?! — он впервые так сильно повышает на меня голос.

Да, мой супруг прав, из всей родни и знакомых, только я могу до конца понять его страх за близких. Панический.

Набираю сообщение Адити с просьбой встретиться раньше.

Машина заводится, и мы молча трогаемся. Когда подъезжаем к месту встречи, внушает:

— Прошу тебя, без глупостей. Ты взрослая женщина, совершай взрослые поступки.

— Как ТЫ?

Мои глаза видят его губы. Часть тела, от которой когда-то в юности у меня развилась зависимость. Не только физическая, но и психическая: даже теперь, когда мы вовсе не те, кем были раньше, его губы ежедневно целуют мой лоб или --">