Вера Александровна Колочкова - Шведская семья Ивановых

Валентин что, ненормальный, по-твоему? В чем его ненормальность, мам? В том, что жена его так рано умерла? Что он один с двумя детьми остался? Что не бросил их на чужие руки, а сам воспитывает?

– Ну да, ну да… Вот теперь на твои руки и сбросит, ага… Нашел дурочку с переулочка. Я ж тебя хорошо воспитала, ты у меня такая… Шибко честная да жалостливая. На таких обычно все и ездят. На правильных и порядочных.

– Ну вот, сама ж говоришь – воспитала… Теперь сама на себя пальцем и показывай. Что получилось, то получилось, ешь с хлебом и маслом. Не надо было тогда меня так хорошо воспитывать, мам!

– А ты не хами матери, не хами!

– Да разве я хамлю?

– А что ты делаешь, по-твоему?

– Да ничего особенного… Я ж, наоборот, пытаюсь тебе комплимент сделать!

– Ой, не надо мне таких комплиментов! Какая ж ты хорошо воспитанная, если только и делаешь, что матери прекословишь?

– Да нет, что ты… Просто свою позицию пытаюсь отстоять, только и всего. Это мой выбор, мам, я его уже сделала. Я люблю этого мужчину и всегда хочу быть рядом с ним. И детей его любить хочу…

– Эка у тебя все просто! Хочу, и все тут! А мне каково смотреть, как ты свою судьбу коверкаешь? Неужель я не знаю, как оно бывает… С чужими-то детьми… Да со старым мужиком…

– Ну какой же он старый, мам? Ему тридцать пять всего!

– А тебе сколько, забыла? Десять лет разницы – это не много разве?

– Да нормально… Сейчас бывает, что сорока лет разницы не боятся, и даже пятидесяти…

– Ну, кто не боится, у тех свой расчет и свой резон! Там деньги большие командуют, это ж понятно! А у твоего Валентина… Он же наверняка гол как сокол… Квартира-то у него хоть есть, скажи?

– Есть, мама, есть… Хорошая квартира, трехкомнатная. Я к нему через пару дней перееду, так что…

– Как это – через пару дней? Так быстро? Куда так спешить, зачем?

– Я так решила, мам. Так решила…

– Ой! Ой, сердце схватило, умру сейчас!

– Не умирай, мам. Вон, валерьяночки себе накапай. Может, легче станет.

– Опять хамишь, да?

– Нет. Просто мне надоел этот бесконечный разговор, вот и все. Давай уже прекратим его, а? Все уже решено…

– Так сгоряча решено-то! Не подумавши! Ну какая из тебя мачеха, Настена, сама-то не соображаешь, что ли? Это ж чужие дети, чужие душеньки, как же ты будешь с ними… Тем более они родную мать наверняка хорошо помнят!

– Им по три годика было, когда она умерла. Чего они там помнят…

– Ну, не скажи, не скажи! – вновь ухватилась за Настино неловкое предположение мама. – Родную-то мать дети с рождения помнят, их не обманешь чужой теткой. Не думай, что все это просто, пришла да заявила – я теперь буду вашей матерью. Нет, милая моя, детскую любовь очень трудно выслужить! Тут, знаешь ли, большое сердце нужно… Взрослое, да умное, да осторожное…

– А я постараюсь, мам. Очень постараюсь.

– Вот-вот… Я ж знаю, какая ты старательная да правильная… И впрямь будешь стараться как оглашенная. И будешь у них вечно на побегушках… А как ты думала, а? Кто шибко старается, тот всегда и виноват остается, с того и спрос. Смотри, пожалеешь потом, да поздно будет!

Наверное, все матери так дочерям говорят – не пожалей потом. Это и понятно, жалко отдавать дитя в чужие руки. Сколько бы тебе ни было лет, а все равно ты для матери – дитя малое. Жалко и страшно, и ревность материнское сердце съедает. И не объяснишь, что ты сама эти самые «чужие руки» без ума любишь… Или с умом… Без разницы, в общем. Любишь, и все тут.

Да и как она могла не влюбиться? У нее ж практически других шансов не было! Сразу все срослось, все на свои места встало, половинки сложились! Как увидела Валентина в первый раз, так и потеряла голову.

Он пришел к ней на прием в поликлинику – злой, озабоченный дурацкими правилами, как сам выразился. На работе, мол, дел невпроворот, а начальство обязательную диспансеризацию затеяло, приспичило им, видите ли! Нет, он не хамил, конечно, он просто сердился. Досадовал. И на нее поначалу с досадой смотрел – давайте, мол, по-быстрому все сделаем… Чего здорового и крепкого мужика обследовать, и без того ясно, что здоровье в порядке! Каких тут у вас врачей надо пройти… Даже и не пройти, а бегом по кабинетам пробежать.

А потом его досада ушла куда-то. Улыбнулся, сказал что-то смешное, она уж не помнила что… Хотя нет, прекрасно же помнила! И помнила, как свой вопрос задала – абсолютно сакраментальный для данного случая:

– Жалобы какие-нибудь есть?

– Да, есть… – ответил он, не задумываясь. – У меня жалоба --">