Блэр Леблан - Охраняемое сердце

признать, что она его. Поэтому она подала на него в суд, сделала анализ ДНК и бинго.

— Интригующе.

Я провел пальцем по экрану своего телефона, изучая ее розовые губы уже с другим интересом, нежели несколько минут назад.

Обычно я выбирал гламурных дам, а не малолеток с глазами как у лани. Если в нашем городе и было кого-то в избытке, так это скучающих домохозяек, вышедших замуж за техномагнатов и врачей, которые проводили слишком много времени на работе. Всегда одно и то же.

Молодая и сладкая Рейн источала радость. Ее сияние согревало меня сквозь фотографию, как будто солнце било в лицо. Как вообще кто-то может испытывать такое счастье?

— Не знаю, серьезно ли ты, но да. Он заставил ее отказаться от иска, пообещав оплатить ее обучение в колледже, если она будет жить с ним в течение трех лет.

— Трогательно, — я направился к двери. — Дай угадаю. Она на кокаине.

— Может быть, ты перестанешь быть таким осуждающим ослом?

— Отлично, — отрезал я. — Я выполню эту работу.

— Я договорился о встрече. Не заставляй меня сожалеть об этом, — в его голосе прозвучала тревога.

— Не волнуйся. Буду паинькой, — закончил я разговор.

Клиенты были под запретом, но это — дочь Монтгомери. Я бы защитил и приручил ее. Что ж ему предстоит увидеть, как я заявлю права на эти притягательные губы, если прежде не успеет вышвырнуть меня из своего дома.

Трахнув его дочь, я не отомщу по полной, но будет все равно здорово.

Мой рот растянулся в настоящей улыбке впервые за несколько дней. Черт возьми, это отличная возможность.

***

Туман окутывал улицы, когда я прибыл в шикарный район города — Рейн жила со своим дерьмовым папашей в Пресидио-Хайтс. Здесь жили неприлично богатые люди Сан-Франциско. Дома стоимостью в пять миллионов долларов теснились бок о бок.

Дом Монтгомери не был похож ни на что в этом квартале, и я не удивился бы, если бы соседи подали на него в суд на это чудовищное произведение современной архитектуры. Он возвышался над своими соседями, как гигантский блок LEGO, огромный прямоугольник с окнами. На подъездной дорожке стояла «Тесла» — у Монтгомери был ужасный вкус, — а рядом с ней стоял серебристый «Приус», куда более симпатичный. Должно быть, он принадлежал его жене.

Я подошел к кованым железным воротам и позвонил в дом. Замок щелкнул, когда я прошипел свое имя в динамик. Темно-зеленая лужайка простиралась до живой изгороди из розовых кустов и через двор упиралась в стены дома. Я избегал газона и шел по каменной дорожке, поднимаясь по ступенькам на крыльцо, где охранник потребовал мое удостоверение личности.

Я выудил его и показал ему.

— Сюда, пожалуйста.

Мои туфли скользили по белому дереву, когда двери распахнулись. Внутри все было выдержано в кремовых, яично-белых и морозно-голубых тонах, предметы современного искусства вспыхивали то тут, то там яркими красными и синими оттенками. Мне все нравилось, и я ненавидел себя за это.

Охранник провел меня в комнату с ворсистым ковром под мраморным кофейным столиком, окруженным двумя стульями и диваном. Фотографии жены и детей висели повсюду, как реквизит на выставке. Когда я вошел и посмотрел на их счастливые лица, ярость запульсировала в моей груди. Фиолетовых волос не было ни на одной фотографии. Как паршивая овечка.

Неужели я придется иметь дело с конченной наркоманкой или обычным избалованным подростком?

— Вам что-нибудь принести? — спросил референт сенатора. — Кофе? Чай?

Я оторвал взгляд от семейных портретов и посмотрел на него.

— Нет, спасибо.

Ручка двери медленно повернулась, и на пороге появился пузатый мужчина лет семидесяти с копной седых волос. Босой, он пересек комнату, одетый в шорты и легкое поло.

Пламя вспыхнуло во мне, но я успокоил его. Я здесь ради его дочери, а не ради него.

— Ах, мистер Грант, — сказал он звучным голосом. — Так рад, что вы быстро приехали.

Он протянул мне жилистую руку. Я пожал ее, заставляя себя улыбнуться.

— Приятно познакомиться, сенатор.

— Садитесь, пожалуйста, — он указал на стальные синие стулья с откидной спинкой, стоящие друг напротив друга.

Мои нервы гудели от адреналина, когда я опустился на сиденье. Монтгомери сел, подавив болезненный вздох.

— Больная спина. Все хирурги в мире не могут меня вылечить.

Я надеялся, что ему чертовски больно.

— Очень жаль это слышать.

Он уселся поудобнее, --">