Кендалл Райан - Горячий квартирант

мог как можно ближе и на довольно продолжительное время подобраться к любой кошечке. Три дня назад я поклялся наложить на это временный запрет, когда мое последнее мимолетное увлечение психануло.

Она, с ее растрепанными крашеными прядями волос, разметавшимися по постели, была превосходной любовницей, но, видимо, доза безумия проникла глубже, чем я ожидал. Она клялась, что мы родственные души, хотя я даже не знал ее фамилии или за какую спортивную команду она болеет. Я сказал ей: то, что мы провели вместе несколько последних недель, было здорово, но теперь все кончено.

Через два дня моя квартира была взломана и почти все, чем я владел, было уничтожено. Диван, кровать и одежда были засыпаны хлоркой, а ноутбук и телевизор разбиты вдребезги. Она была задержана полицией, а я решил перекантоваться у друга, пытаясь придумать, что делать дальше. Мой арендодатель решил, что со мной слишком много хлопот, и вручил мне уведомление о выселении. Посменная работа по двенадцать часов в день не оставляла мне много времени на поиски жилья.

От члена, от хорошего члена, женщины сходили с ума. Он превращал женские сердца во взбешенный комок, вынуждая их признаваться в вечной любви и хвататься за этот чертов член. Я не мог больше позволить себе такого рода беспредел. Мне нужно было взяться за дело и сконцентрироваться на учебе и на своем будущем. Я должен был выбрать специализацию и подать заявку в ординатуру^[2] на следующий год, я и так уже не укладывался в срок. Мать и старшая сестра рассчитывали на меня. Они очень много значили для меня, они были не из тех женщин, которые гоняются за мужиками. Это было ежу понятно. Мои ночи внутри шелковистой теплоты самого нежного места женщины закончились. Во всяком случае, до тех пор, пока я не получу диплом.

Мама и Элли пожертвовали слишком многим. Я трудился с большим упорством, выигрывая школьные стипендии, и хорошо учился. Теперь я не мог все потерять… но у меня было тревожное предчувствие, что именно так и может произойти. Я был слишком занят, обнюхивая кошечек, и мне явно не хватало времени, чтобы грызть гранит науки. Конечно, думать членом было весело, пока все это продолжалось, но оно не стоило того, чтобы все потерять. Теперь мне нужно было засучить рукава, извлечь пользу из престижного образования, полученного в Лиге плюща, и надеяться на то, что еще не слишком поздно.

Да… новый Кэннон Рот собирался стать рассудительным, все держать под контролем и, самое главное, воздерживаться. Я как раз настроился брать мазки гигантской ватной палочкой у шестидесятилетних женщин вроде миссис Тьюрстон. Не самое приятное занятие, но теперь оно должно было стать моим образом жизни.

Сев на стул напротив моей пациентки, я вбил данные в ноутбук.

– Если бы только все пациентки были бы такими же покладистыми, как вы, миссис Тьюрстон.

– Вы только что назвали меня покладистой? – Она подмигнула.

– Я засунул вам руку под юбку, едва поздоровавшись. – Я ухмыльнулся.

Присутствовавший врач вытаращил глаза, но миссис Тьюрстон только рассмеялась глубоким гортанным смехом, вызвавшим у меня усмешку.

– Спасибо вам. – Она протянула мне морщинистую, покрытую старческими пятнами руку, а когда я коснулся ее ладони, она сжала мою. – Давненько у меня не было доктора, который тратил бы время на то, чтобы обращаться со мной как с нормальным человеком. Когда-нибудь вы станете великим врачом.

Я с улыбкой принял ее комплимент. Не в первый раз мне говорили, что моя манера общения с больными успокаивала их. И если бы я не мог шутить со своими пациентами, я ни за что не пережил бы двенадцатичасовой смены и бессонных ночей. Возможно, иногда это было жестко.

Когда я вышел в холл вслед за доктором Хаслеттом, он сказал что-то насчет того, что нужно провести превентивный скрининг посевов, и я кивнул. Потом мне подмигнула соблазнительная медсестра, окинув взглядом мой хирургический костюм, и в этот момент я не сомневался в том, что от очертаний моего члена у нее потекли слюнки. Две секунды, и я бы увел ее в кладовку и быстренько перепихнулся, но в этот момент включился мой мозг.

Черт. Не прошло и пяти минут, как я дал обет воздержания, и уже испытывал искушение нарушить его. О чем я думал? Ясно, что эта идея была обречена на провал… что означало, что ее нужно изменить. На ту,

--">