Александра Салиева - Притворись моей

того, кто меня удерживает.

– Что? Вспомнила, куда бежала? – тошнотворно ласково интересуется кареглазый, правильно расценив мои жертвенные взгляды.

Усиленно киваю. И снова смотрю на часы. Сперва на часы, потом – на него, и опять на часы. Не забываю при всём при этом изобразить как можно больше искреннего страдания и раскаяния.

– А нечего грубить первому встречному, – поучительным тоном отзывается мой пленитель, слегка отстраняется и заинтересованно разглядывает меня с головы до ног, пока я прикидываю, с какой силой необходимо двинуть этому хаму, чтоб наверняка загнулся и ему стало не до меня. – Так что решила, Дюймовочка? – добавляет, немного погодя. – Я убираю руку, а ты не кричишь, – тут я повторно киваю, да с такой радостью, будто мне только что предложили должность моего шефа с его последующим позорным увольнением, а не просто отпустить, – или же вариант с багажником тебе нравится больше?

Последний вариант мне точно не по душе, так что своё невербальное согласие я заменяю на не менее страстное отрицание. Аж в глазах темнеет от такого энтузиазма. Хотя незнакомца это не особо пронимает. Он в очередной раз прищуривается, чуть склонив голову влево, как бы взвешивая, поверить мне или же нет.

– М-мм… – всё, что я могу добавить.

Ах, да, и ещё парочку жалостливых взглядов!

– Хорошо, – не сразу, но всё же идёт на мировую брюнет. – Но, как только я тебя отпущу, ты попросишь прощения и признаешь, что была не права.

Мои глаза снова округляются. В неподдельном негодовании.

С чего бы это я перед ним вновь извинялась?

Если он и первой моей попытки оного не оценил!

И… зря я свою мимику плохо проконтролировала.

– То есть, извиняться не станешь? – угадывает ход моих мыслей мужчина, а на его губах расползается до того довольная улыбка, что мне моментально становится не по себе.

Вот точно вспоминает про багажник, в котором увезёт в тёмный-тёмный лес, где меня больше никто и никогда не найдёт!

Понуро вздыхаю. Ведь стану. Ещё как стану. А то, чувствую, мы тут проторчим до самой ночи. Сразу же видно, что передо мной – не только наглый хам, но и принципиальный баран, который упорно будет стоять на своём до самого конца.

– То-то же, Дюймовочка, – снисходительно ухмыляется он, медлит ещё чуть-чуть, после чего его хватка на моём лице слабеет.

Нет, полностью ладонь не убирает, но возможность говорить возвращается. Кто знает, каких усилий мне стоит в этот момент не послать этого принципиального барана пешим эротическим, желательно самым дальним, а вспомнить о том, что выгоднее наступить на собственную гордость и немножечко притвориться послушной, лишь бы избавиться от грубияна с маниакальными повадками, а потом вернуться к своим делам.

– Я была не права, – вру без малейшего зазрения совести, раз уж так надо. – Мне очень жаль. Я не собиралась вам грубить, как и обливать вас кофе, просто… так вышло. Прошу прощения, – заверяю и шумно выдыхаю, едва свобода передвижения ко мне окончательно возвращается.

Тут же вдыхаю глубоко-глубоко, прикрывая глаза, стараясь успокоить своё учащённое сердцебиение. А то колотится в груди, словно вот-вот проломит грудную клетку. Так и не отлепляюсь от стены. Наоборот, самостоятельно прислоняюсь к ней. Торопиться уже некуда. Всё равно опоздала. Ещё пара минут погоды не сделают. А вернуть себе спокойствие совершенно точно стоит. Мне же теперь предстоит выслушивать и выслушивать… К тому же, стоит открыть глаза, как оказывается, что в переулке я давно одна.

Глава 2

– … и х*р тебе, а не отпускные! Уволю по статье, тебя потом ни одна приличная фирма не возьмёт даже уборщицей, дурёха неблагодарная! – отчитывает меня Быков, едва я являюсь в его кабинет.

Сеанс «какая же моя секретарша – идиотка» длится не меньше десяти минут. В это время я стойко изображаю покаяние, про себя тихонько радуясь тому факту, что накануне вечером оставила на рабочем месте пиджак, который в данный момент прикрывает пятна от пролитого американо, а то бы отхватила ещё и за свой неопрятный вид. Вообще, мне иногда кажется, будто шеф предварительно репетирует перед зеркалом, тренируя своё красноречие по части того, насколько я бездарна и никчёмна. Каждый раз слышу о себе что-нибудь новое. И каждый раз терпеливо молчу о том, что работаю на него по десять-двенадцать часов в сутки, вместо оплачиваемых восьми, без лишних пререканий исполняя любую его прихоть… за исключением одной-единственной, в --">