Татьяна Купор - И расцветает любовь (СИ)

мне встретить вас здесь в следующий раз?

Она лукаво сощурится и скажет:

— Без цветов не приходите!

Наша история начнется с оперы «Орлеанская дева» Чайковского. История бескорыстной дружбы, которая перерастет… А перерастет ли? Ведь Ангелину ждет большое будущее. Буду ли нужен ей я — калека и обуза?

Ей предстоит сложный выбор…

Глава 1

У лилий — белизна твоей руки…

У. Шекспир

— О чудный сладкий сон. Ты со мной, милый мой… — Звучное сопрано парило в напряженной тишине, лилось свободно, заполняя все пространство. Стройная фигурка, облаченная в светлое платье, в ореоле длинных огненно-рыжих волос, казалась совсем маленькой и беззащитной со сцены.

— Ах, если б знала ты, — зазвучал бархатный баритон, — как тосковал я! И как страдал я!

На другом конце сцены показался высокий мужчина с кудрявыми волосами. Лионель. Рыцарь-изменник, раскаявшийся в предательстве. Девушка сразу бросилась к нему, их руки отчаянно переплелись. На лице ее отчетливо отразились противоречия и боль: действительно ли она погубила свою душу, полюбив простого смертного?

В одном из московских театров шла постановка «Орлеанская дева» Петра Чайковского. Зал пристально следил за оперными певцами, особенно за рыжеволосой девушкой, исполняющей роль Иоанны Д’арк. Еще совсем недавно эта молодая провинциальная оперная певица была известна лишь небольшому кругу людей. Но в последнее время ей все чаще стали доставаться главные роли. Благодаря этому талант девушки засверкал, засиял новыми гранями, как бриллиант, а яркая внешность стала приятным дополнением. Сегодняшний спектакль тоже проходил на «ура», — зрители слишком бурно реагировали на события, слишком громко рукоплескали начинающей звезде.

Но вернемся к самой постановке. Счастье влюбленных оказалось недолгим: рыжеволосая красавица, исполняющая роль Иоанны Д’арк, услышала голоса ангелов:

— Завет небес нарушен, — ты греховна.

Тебе не довершить святого дела.

Свой грех ты искупить должна терпеньем.

Не бойся мук, страданье быстротечно,

И плоть, и смерть терпи, как искупленье,

Блаженство ждет тебя на небесах^[1].

Девушка вздрогнула и, устремив взгляд к небу, отпрянула от Лионеля, своего возлюбленного, отошла на другой край сцены. Вид у нее был отчаянный, но решительный. Она поняла свою участь и приготовилась к испытаниям. Эмоциональное исполнение партии и оркестровое сопровождение великолепно передавали напряженную обстановку на сцене. Не меньшее напряжение царило и в самом зале. Сотрудники театра с удивлением наблюдали за зрителями. Игра оперных артистов — Ангелины и Альберта — была настолько естественной, что все происходящее на сцене казалось реальностью. Вот уже дамы в тревоге достали платки, а мужчины взволнованно ослабили галстуки. Все взгляды были устремлены на сцену.

Через мгновение на подмостках появились вооруженные солдаты и окружили влюбленных. Лионель попытался защитить Иоанну, но был смертельно поражен. Иоанна, — трепещущая и бледная, сжимающая руки, — была схвачена.

Началась финальная сцена. С замиранием, почти не дыша, зрители наблюдали за тем, как Иоанну возводят на костер. Даже в полумраке сцены была заметна бледность ее лица, зрители могли увидеть, как решительно она вздернула волевой подбородок. Приглушенный свет огибал плавные линии ее фигуры, подчеркивал одухотворенность и благородство девушки. Окружавшие ее солдаты и монахи подбирали с пола куски дерева и бросали их в сторону мученицы.

Публика в ужасе ахнула из зала, потрясенная трагедией, разыгравшейся на сцене. При реплике «Вот наш тебе подарок!» большинство вскочило со своих мест, кто-то испуганно всхлипнул.

— Господь, прими меня в свою обитель, — запела Иоанна.

Публика была сражена наповал. Послышались крики: «Не троньте ее!», «Она невиновна!», «Несчастная!»

Но на сцене уже замелькали первые всполохи огня, появились клубни дыма. Лицо Иоанны отражало мужество и даже какое-то блаженство. Жадные языки пламени уже охватывали хрупкую фигурку. Зловеще нарастал и траурный марш в оркестре. Слышалось отпевание монахов, проклятие солдат, скорбные возгласы народа. Минута «сожжения» стала для зрителей самой тяжелой. Сотрудники театра принялись успокаивать особо чувствительных натур. Наконец, послышались последние звуки музыки Чайковского --">