Dave Gahan Admirer (Violator) - Девочка. Книга третья

— Почему не ешь? — спросил он, подходя к столу.

— Тебя ждала, — пожала я плечами и потянулась к его щеке.

Не успели мои губы коснуться острой скулы, как Барретт отстранился, однако мне было приятнее думать, что пусть и на долю секунды, но моя нежность была принята.

Положив телефон на стол, он начал расстегивать манжеты, а я непроизвольно протянула руку, желая помочь. Ричард не возражал — небольшой ритуал, который иногда был допустим.

— Лат сказал, мы сегодня идем на ужин к Чоенгам, — начала я разговор, бережно расстегивая левый манжет.

— В семь выезжаем, — проинформировал он, пока я аккуратно снимала запонку.

— Раттана рассказывала, что это удивительно красочный праздник, — улыбнулась я, как внезапно услышала тихий, но недовольный голос:

— Что это?

Он держал меня за кисть и рассматривал испачканный кровью пластырь.

— Ничего страшного, — попыталась я отдернуть руку, но он плотно фиксировал мое предплечье.

— Утром этого не было, — констатировал он, немного скривившись.

— Я искала свой телефон… перепутала тумбочки… — подбирала я слова, — там лежал нож, и я нечаянно порезалась…

Вид у Барретта был недовольный, но его мало тревожило, что я залезла без спроса — раньше он не возражал, когда я брала его майки в гардеробной. Настроенная на своего мужчину, я чувствовала причину его недовольства — Барретта злил факт того, что я ушла из-под его контроля и оставила след на себе без его ведома, будто его именное оружие поцарапали, и он не сумел предотвратить это небольшое происшествие.

Мы обедали в полной тишине, Ричард, как обычно, просматривал одной рукой телефон, а я, иногда бросая взгляд на порез, никак не могла избавиться от мысли, которая не давала мне покоя с момента вечеринки на "Нарушителе". Немного подумав, я всё же решилась, и тихо спросила:

— Если Марта в прошлом, почему ты принял от нее подарок?

Барретт, не меняя выражения лица, продолжил есть и оставил висеть вопрос в воздухе, однозначно давая понять, что отвечать не намерен.

Я опустила взгляд, и до конца обеда досада так и не оставила меня в покое. Зря я начала этот разговор, как говорится в мудрой поговорке: "Не хочешь слышать ответ, не спрашивай", и хотела ли я знать подробности?

Через час после обеда на "Нарушитель" прибыл Алек, похожий на смерч с его неуемной энергией. Следом за ним быстро перебирала ногами миловидная девушка-ассистентка, которая несла кофры с косметикой и прочей атрибутикой для "наведения красоты". Завершал процессию таец, который доставил стилиста на яхту, — он нес многочисленные коробки и пакеты из дорогих бутиков, вероятно, с одеждой для меня.

Руки Алека, как ни странно, были тоже заняты — он торжественно протянул мне шелковую коробку и произнес:

— Это тебе. Лат просил передать лично в руки, вез как драгоценность.

— Что там? — удивилась я, но услышав писк, быстро догадалась — в коробке сидела Лекси и требовала выпустить ее на волю.

Погладив малышку по шелковой шубке, я улыбнулась — Лат был неимоверно внимателен и добр ко мне. Почувствовав мою грусть, он решил, что Лекси отвлечет меня от мыслей об отъезде, и был прав.

— Ох и натерпелся я с ней, скажу тебе, — принял позу мученика мой стилист, правда ненадолго — он украдкой осматривался по сторонам.

Будучи человеком искушенным, Алек оставался невозмутимым, но все же, когда мы поднимались по широкой винтовой мраморной лестнице из основной гостиной в зал на палубу выше, из его уст прозвучала тихая реплика на тайском, и чувствовалось, что он был впечатлен масштабами и роскошью Косатки.

Как только услужливый персонал показал Алеку его каюту, мы решили, что просторный приемный зал «гостевой» палубы как нельзя лучше подойдет в качестве "салона красоты".

Пока помощница стилиста открывала кофры и с серьезным видом медсестры раскладывала на отполированном столе из красного дерева инструменты для "наведения красоты", Алек внимательно изучал меня — умиротворенную солнцем и разнеженную отдыхом.

— Ну и зачем было так загорать? — наконец недовольно произнес он.

— Разве это плохо? — удивилась я.

— Конечно! — вздохнул он, подбирая мои волосы. — Чем белее кожа, тем аристократичнее.